Олег Аксеничев: Шеломянь

Это была странная осада. По Днепру продолжали плыть купеческие корабли, снабжая Киев всем необходимым, ворота пригородных княжеских замков Вышгорода и Белгорода, где отсиживался виновник усобицы князь Рюрик Ростиславич, часто открывались, впуская и выпуская торговцев и гонцов. Киев жил обыденной жизнью, но чем-то это напоминало пир во время чумы. Ждали, чем закончится противостояние, от этого зависело, будут ли грабить, и если да — то как. Киевские бояре, как люди наиболее заинтересованные в отсрочке грабежа, загнали не одного коня, пытаясь уговорить противников решить дело к обоюдному согласию.

Все испортил князь Мстислав Владимирович. То ли славы воинской захотелось, то ли охальники-половцы вывели князя из себя своими выкриками от крепостного рва, но однажды после полудня, когда солнце особенно жарит, а о прохладе думаешь как о чем-то несбыточном, он вывел свою дружину на бой. Остроконечные шлемы вобрали в себя весь жар солнца и в мгновение стали орудиями пытки, кольчуги и пластинчатые панцири словно сжались от тепла и душили своих хозяев, истекающих потом и проклинающих вполголоса князя Мстислава за несдержанность, а то и глупость. Кто же, если он в своем уме, воюет при такой жаре?

Первый удар пришелся по вежам Кобяка. Половцы, признаться, несколько опешили от происходившего, а Кобяк опасался ловушки. Легковооруженные половецкие разъезды осыпали киевлян половодьем стрел. Дружинники князя Мстислава, кони которых и так с трудом переносили жару и тяжесть наездника в доспехах, часто не в состоянии были увернуться и падали, заливая тоскующую по влаге землю своей кровью.

Вторая волна стрел встретила киевские полки уже у половецких веж. Лучники, скрытые ободьями гигантских колес, были незаметны для противника, а войлочные навесы предохраняли как от солнца, так и от случайных стрел. Мстислав Трепольский что-то кричал, пытаясь сохранить контроль над своим войском, но все было уже бессмысленно. Войска не было, на его месте оказалось стадо, ведомое на бойню.

Мясниками стать подрядились подоспевшие дружинники Игоря. Удар с фланга смял тех, кто еще пытался сопротивляться, и началось бегство. Дружинники Игоря и половцы Кобяка убрали мечи и сабли и сняли с седел арканы.

В плен угодило почти две сотни человек. И, как мухи на навоз, в половецкий лагерь тотчас потянулись арабы-работорговцы, а только за ними — киевляне, для выкупа попавших в беду домочадцев. Особое веселье у победителей вызывали сцены, когда родные пленника начинали торговаться с работорговцами, желавшими заполучить хороший товар на рынки Дамаска и Багдада. После того как известие о поражении Мстислава достигло Киева, в городе началась паника. Об обороне думали мало, в основном о бегстве. Первыми, разумеется, сбежали наиболее родовитые и богатые, кто в загородные вотчины, кто в Белгород, к Рюрику.

Но трусами все же оказались не все. Тысяцкий князя Мстислава Лазарь носился на взмыленном от жары и долгой скачки коне по лугам у Вышгорода, собирая с помощью плети и поминания чьей-то матери остатки разбитых полков. Мелькали в потоке беглецов золоченые шлемы воевод, слышались надрывные до отчаяния приказы остановить коней. Удивительно, но это факт, зафиксированный в летописях, — ни один из Мономашичей не остался со своей дружиной. Кто панически бежал по примеру Мстислава, кто приказал закрывать ворота и не пустил возвращавшиеся остатки войска.

Только темнота, такая поздняя в середине лета, остановила охоту на людей и спасла остатки Мстиславова войска. На стенах Вышгорода этой ночью не зажигали светильники. Замок словно обезлюдел, только стоны раненых, разносившиеся далеко по днепровскому берегу, заставляли поверить в иное.

Зато в лагере Ольговичей ночь так и не наступила, испугавшись огня многочисленных костров и факелов. Распаленные схваткой и победой русские и половцы праздновали, что остались живы. Князь Игорь и половецкие ханы приказали выкатить бочки с брагой и хмельной медовухой.

Гуляй, воин, кто знает, доведется ли еще!

Тем вечером Игорь гостил у Кончака. Хан Кобяк на радостях упился со своими лукоморцами и был с почтением закутан подданными в самаркандский шерстяной ковер и оставлен в юрте потеть и трезветь. Перед юртой Кончака горел большой костер, рядом с которым телохранители хана щедро угощали гридней князя Игоря. Небрежно брошенные на землю трофейные плащи были уставлены глиняными чашами с вареным мясом и кувшинами с кумысом и вином, тоже явно отбитым у врага. Удивительно, почему на любой войне так — бьются одни, грабят другие, думал Игорь. Справедливо ли это?