Между тем рота окончательно проснулась. Бойцы выбегали на зарядку, строились в колонну по двое, и скоро по бетонке застучало множество тяжелых сапог.
После зарядки и водных процедур старшина повёл роту на завтрак. Перед столовой рота остановилась.
— Приготовиться к приёму пищи, — скомандовал старшина и бойцы, выполняя команду, дружно согнули в локтях руки.
— В столовую, слева по одному, бегом марш!
Солдатские сапоги дружно застучали по железным ступенькам крыльца и через две минуты вся рота сидела за длинными солдатскими столами.
— К приёму пищи приступить!
После завтрака рота проследовала к плацу на развод, только несколько бойцов выскочили из строя и побежали к казарме, они несли пайки для дедов.
Славка бежал первым, за ним едва поспевал длиннорукий и сутулый как дед-лесовик Искаков.
Деды уже проснулись и лежали на разобранных кроватях прямо в сапогах, начищенных, с вечера, салабонами до зеркального блеска.
Славка отдал пайку Ренату и собрался было догонять роту, но его задержали. Нужно еще красиво и по быстрому заправить кровати дедов.
В это время в другом конце кубрика старослужащий Вася Киселёв, воспитывал Искакова:
— Боец, кель манда, ко мне!
— Что ты сказал? — спросил с усмешкой его сосед по кровати младший сержант Шевяков.
— Да, вроде, по ихнему это "бегом ко мне", а может "от меня", кто их разберет, — стушевался Киселёв.
— Скорее – "ко мне", — вставил третий дед по кличке Хохол, родом из Кривого Рога, подключившийся к воспитательному процессу. — Потому что обратная команда "от меня" по ихнему звучит – "от манды кель".
Деды дружно заржали на удачную шутку.
Валявшийся на кровати Ренат Габидуллин, отсмеявшись и желая продолжить веселье, позвал Славку:
— Мамакин, нагнись, скажу что-то.
И едва Славка пригнулся к постели татарина, как тот врезал ему сапогом по челюсти.
Славка, уклоняясь от удара, резко дернул голову вверх и с силой впаялся затылком в острое ребро верхнего яруса. Из глаз, как бенгальские огни, брызнули искры и в голове помутилось. "Наверное раскроил себе черепушку", — обеспокоился Славка и провел по затылку правой рукой. Кость была цела, только ладонь испачкалась липкой кровью, которая тонкой струйкой потекла по шее к подворотничку гимнастёрки.
Довольный произведенным эффектом, Ренат радостно загыгыкал, обнажая гнилые зубы, а Славка подумал: "Вот если бы сейчас была война, я бы тебя, татарская морда, убил в первой же атаке выстрелом в затылок, и только потом уже на фрицев бросился". Мамакин читал, что такие случаи во время войны имели место быть.
— Рота, смирно, — заорал испуганный дневальный.
Мимо кубрика пробежал озабоченный и удивлённый боец с красной повязкой на правом рукаве "Дежурный по роте", выполняя на ходу сразу три действия: поправлял красную повязку на рукаве, подтягивал ремень и застегивал верхнюю пуговицу на гимнастёрке.
Вася Киселёв осторожно высунул из кубрика в длинный коридор свою белобрысую голову и резко убрал её обратно.
— Пацаны, залёт у нас! Филиппов в роте, — прошептал он поспешно заправляя свою кровать. Остальные деды тоже в мгновение ока застелили свои кровати (мастерство не пропьешь – видно, когда они были молодыми, их обучили этому делу очень хорошо), и уже подпоясывались ремнями, а младший сержант Шевяков недоверчиво пробасил:
— У него же сегодня выходной.
Дежурный по роте докладывал, что за прошедшие сутки в роте чрезвычайных происшествий не произошло, а сам потихоньку косил глаз в сторону их кубрика.
Ренат Габидуллин с перекошенным от испуга лицом протянул Славке своё белоснежное вафельное полотенце.
— Мамакин, вытри быстрей кровь и пилотку, пилотку на затылок надень.
Славка замешкался и Ренат с материнской заботой вытер с его шеи и затылка кровь, спрятал окровавленное полотенце под свой матрац и бережно надел Славке пилотку на затылок.
Габидуллин понимал, что если Филиппов увидит сейчас кровь, то Ренату непременно придётся летать от стенки к стенке по тесной каптёрке, а потом два месяца ходить на самые тяжелые работы с синими рёбрами и опущенными почками. Других методов воспитания личного состава, да ещё касаемо неуставных отношений в роте, связанных с явным рукоприкладством дедов, старший лейтенант не признавал и деды, зная это, искренне боялись своего ротного. Боялись и уважали одновременно, так как Филиппов никогда никого не закладывал начальству и творил справедливый, честный, по его понятиям, суд самочинно и непремннно с помощью крепких кулаков.
Читать дальше