Полина Волошина - Маруся. Гумилева (Маруся - 4)

Нестор упал в кресло, посмотрел на часы и вздохнул так искренне и горько, как вздыхал только в детстве, перед тяжелой контрольной. Послать бы все к черту и поспать… сколько будет стоить отмена выступления? Миллион? Два? Пять? Все что угодно за пару часов сна. Только отстаньте!

Но ведь никто не отстанет. Так что пока Нестор с отчаянием глядел в монитор и рассматривал ждущих его снаружи людей. Люди казались ему бесконечными, жалкими и уродливыми. Но в то же время они чем-то напоминали толпу денег. Оживших денег, бурлящим потоком стремящихся на банковский счет… Так они стали выглядеть чуть-чуть поприятней.

Один сектор — одна камера. Около двух с половиной тысяч принадлежащих аэропорту стационарных устройств плюс полторы сотни «живых наблюдателей» самого Нестора, расставленных по всему периметру, — у каждого мини-камера и рация.

Нестор внимательно разглядывал людей, пытаясь понять, кого из них выгоднее исцелить сегодня. Ничего особо сложного — напрягаться нет сил. Что-нибудь простенькое и зрелищное. Переломы, травмы… Камера влево. Повернуть на полдевятого. Зум. Лысеющий толстяк с ребенком на плечах? Нет, это обычный зевака. Группа старух в разноцветных футболках? Нет, фанатки из тех, что дарят плюшевые игрушки и разбивают палаточные городки перед воротами его дома. Надеются, что он вернет им молодость? Сутулая дамочка, что прижалась к стене, — обметанные губы дрожат, взгляд в пол, синяки под глазами… Видимо, сердечница, довольно молодая и не сильно больна, хотя напугана. Неплохой вариант, но эффект будет незаметен.

Дальше. Пожилой франт с шарфом на шее — скорее всего, опухоль. Подросток на инвалидной коляске. Руки безвольно лежат на коленях. Спинальник? После аварии? Наверняка. Жаль, конечно, но работать с парнишкой сегодня не стоит — слишком тяжелым будет откат. Придется отлеживаться пару дней или снова накачиваться под завязку сильнейшим допингом, после которого все внутренности превращаются в желе. Прости, дружочек, как-нибудь в следующий раз.

Нестор сделал еще один глоток горчайшего кофе и переключился на центральные камеры. А вот это уже интересно… Одетый по форме федерал спешил вниз по движущимся ступенькам главного эскалатора, держа в руке планшет. Зум, еще раз зум. Фуражка надвинута на лоб, так что разглядеть лицо невозможно. Мускулистое поджарое тело. Ловкие выверенные движения — так стремительно и легко бежит хищник, точно знающий, где прячется его жертва. Из-за угла прямо наперерез бегущему выкатилась чья-то тележка с чемоданами, но офицер легко перепрыгнул через нее, ни на секунду не запнувшись. Нестор напрягся. Слишком хорошо знал он этот драйв и это состояние, когда все внутри тебя включается в единый жесткий ритм, когда слух, зрение и нюх обострены, когда ничто уже не может помешать добраться до цели. Зум… Переключить картинку. Скомандовать в крошечный микрофон: «Сорок шестому — взять крупным планом бегущего федерала! Крупнее… Еще! Чуть правее. Есть!» Теперь Целитель смотрел прямо в лицо подозрительному полицейскому и улыбался так, словно встретил давнишнего друга, с которым не виделся сотню лет.

— Ни хао, Чен! Ни хао! Что же ты тут забыл? И к чему этот маскарад? Не меня ли ты здесь поджидаешь, родной, не за моими ли вещичками охотишься! Ты насквозь безумен, но ведь не настолько, чтобы беспокоить великого Нестора?

Рука непроизвольно скользнула к небольшой открытой шкатулке, где ждали своего часа три металлические фигурки размером чуть больше дюйма каждая. Богомол, Бабочка и жук — Скарабей. Предметы! Именно так — Предметы. С большой буквы и с интонацией, не допускающей ни капли иронии. Нестор поудобнее устроился в кресле, приготовившись наблюдать за человеком, репутация которого и в мире обычных людей, и в мире Предметов определялась одним словом — маньяк.

«Встречающим рейс Сочи — Москва пройти к терминалу „Б“. Повторяю…»

Из-за угла выкатилась тележка, нагруженная барахлом. Чен зацепил ее периферийным зрением и, не размышляя, прыгнул. Приземлился ловко уже по ту сторону тележки и продолжил бег. Двигайся чертова дура на колесиках в два раза быстрее, он все равно бы успел среагировать. Ему казалось, что время вокруг замедлилось и что лишь он живет по-настоящему. Он — герой, а остальное — декорации. Картон. Это означало одно — он поймал свой ритм. И мир привычно подчинился, склонился перед его силой и гением, признал своим повелителем. Это было хорошо. Правильно. В такие минуты Чен почти любил жизнь и людей, прощая им несовершенство. Хотя без людей земля несомненно стала бы значительно лучше. Только он и власть, бесконечная власть. Чен представил, как он стоит на балконе собора Святого Петра — Basilica Sancti Petri — и смотрит вниз, на площадь, заполненную новыми безупречными созданиями, сделанными по его проекту, а возможно, еще и по образу и подобию. В звенящей вышине кружат ватиканские голуби, звучит орган, и его — Чена — заполняет чувство глубокого удовлетворения и долгожданного покоя. Услышь кто-нибудь из обычных людей об этой мечте — рассмеялся бы в голос. Поэтому ни друзей, ни приятелей у Чена не было. Была лишь цель, к которой он шел, не останавливаясь ни перед чем.