Анатолий Матвиенко: На службе зла. Вызываю огонь на себя

— Много раз вмешивались?

— По-крупному только один раз, и это были, скажем так, наши конкуренты. Думаете, неспроста ли мировая война началась со столь незначительного повода, как теракт в Сараево? Сколько сил потрачено, чтобы зарядить мину. Ну и, конечно, ваш Государь сыграл как их первостатейный агент. Чего стоило не объявлять мобилизацию, под любым предлогом обождать год-два, пока Австро-Венгрия и Германия не ослабнут в борьбе с Францией и Британией, вмешаться в подходящий момент и установить новый мировой порядок по своему усмотрению.

— Вы считаете, что Император?..

— Нет. Он выполнил условия союзнического договора вопреки национальным и личным интересам. Часто для страны порядочный человек на троне хуже, чем негодяй и подлец. То же самое с его нелепым отречением и отказом Михаила принять корону. Обратите внимание, оба написали, что свершили сие на благо России. Развалили страну ей на благо. Нет, господа, это ваш чисто российский казус.

— Допустим. Мои интересы понятны. А зачем вам Россия? Так и дробили бы ее, раз малое население на богатых территориях прогрессу не соответствует.

— Для прогресса лучше всего стабильность. Россия — крупнейшая колониальная держава с огромным отличием от Англии, Франции и Испании: колонии составляют единое целое с метрополией, а порабощенные аборигены имеют равные права с колонизаторами. Ну, разве что евреи были ущемлены и православные в чуть лучшем положении. Временное правительство их уравняло. Британская и французская империи обречены, эксцессы с их бывшими владениями неизбежны. Испанская уже трещит. Это и есть нестабильность как тормоз прогресса. Длительная война в России, передел шестой части суши, не самой, кстати, плохой части, нанесет серьезный удар по долгосрочным интересам. Россия с ее имперскими амбициями служила необходимым противовесом Британии, его нельзя убирать надолго.

— Сложно как-то. Давайте начнем с малого. Как вы видите ближайшие шаги и мою в них роль?

— Разумный подход. Ближайшая задача — привести к власти левых экстремистов, радикальное крыло РСДРП.

Когда под руками нет картотеки, остается полагаться лишь на память. У Никольского она была отменная.

— Марксистская организация. Не национально еврейская, но с большим количеством евреев в руководстве. Идейные вожди в эмиграции. В пятнадцатом и шестнадцатом годах создавала агитационные ячейки в частях, пропагандируя отказ от войны и практически разлагая армию. К семнадцатому году утратила радикальность, после февраля заявила о революционном оборончестве и войне против Германии до победного конца. Во Временном правительстве не представлена. Частично контролирует Петроградский совет. Простите, более свежей информацией не владею.

— Отлично! Поздравляю себя с удачной идеей предложить сотрудничество именно вам. А теперь предложу прогуляться по Питеру, Владимир Павлович. На гауптвахте и взаперти совсем от жизни оторветесь.

— Вам требуется свежий воздух? Извольте, сейчас распоряжусь Фролу собраться и достать револьверы.

— Вы правы. На улицах небезопасно. Но денщика не тревожьте. Ему не следует слышать даже обрывки нашего разговора. Со мной вас никто не тронет. Разве что попрошу надеть партикулярное платье.

Никольский с неудовольствием выполнил последнюю просьбу. Он даже спал в исподнем армейского образца. Цивильное пальто, по крою практически равное шинели — иначе портной не имел шансов угодить генералу — сидело слишком плотно. Вышагивающий в нем Владимир Павлович, прямой как палка, казался воплощением военного, случайно нацепившего чужую гражданскую одежду и неумело пытающегося слиться с толпой.

Они брели по улицам и проспектам Петрограда, продолжая рассуждать о политике. Город походил на великосветскую красавицу, внезапно выброшенную на самое дно. Сохранились аристократические черты лица, а обносившееся платье свидетельствовало, что когда-то за него плачены изрядные деньги. Но — грязь, внезапные морщины на лице, за месяц состарившемся на годы. Мутные дорожки слез на скулах. Затравленный взгляд выражает готовность отдаться первому встречному проходимцу за любой посул. И многочисленные жирные вши.

Град Петров завшивел уголовными элементами, которые наводнили его при бездействии полиции. Еще бы, органы правопорядка суть слуги «старого режима», а люмпенизированное ворье — его классовые жертвы.

Гнойными опухолями на теле города вспухли многочисленные р-революционные митинги, на которых голосистые ораторы призывали за все что угодно, за углом — против того же самого. Гнойники рассасывались, чтобы скоро вспухнуть на новом месте, оставляя безобразные шрамы погромов.