Фредерик Пол - В ожидании Олимпийцев

— Я был на капитанском мостике, — ответил Сэм, когда я что-то пробормотал. — Спи. Утром увидимся.

Когда же я проснулся, то подумал, будто все это мне привиделось, так как Сэма в каюте не было. Но постель на его кровати была смята, и уже окончательно меня успокоил стюард, принесший утренний кубок с вином. Да, гражданин Флавий Сэмюэлус точно на борту. А вернее, в капитанской каюте, хотя стюард и не мог сказать определенно, что он там делает.

Утро я провел, отдыхая на палубе и вылеживаясь на солнце. Корабль уже не шел на воздушной подушке; ночью мы прошли Сицилийский пролив, и теперь, в открытом море капитан приказал опустить подводные крылья, а пропеллеры, укоротив лопасти, превратить в винты. Сейчас водолет мчался со скоростью в сотню миль в час. Плавание было весьма приятным: подводные крылья погружались под воду на двадцать стоп, так что никакие волны не могли нас раскачивать.

Лежа на спине и искоса поглядывая на теплое, южное небо, я заметил трехкрылый самолет, поднявшийся за нами над горизонтом. Он постепенно нагнал нас, чтобы потом исчезнуть перед нашим носом. Самолет не двигался значительно быстрее нас — но наше путешествие было намного комфортнее, в то время, как авиапутешественники платили в два раза больше.

Заметив, что кто-то стоит рядом, я широко открыл глаза. Узнав Сэма, я тут же уселся. Он выглядел так, будто этой ночью почти не спал.

— Где ты был? — спросил я его.

— Ты не смотрел новости? — ответил он вопросом на вопрос. — От Олимпийцев перестали поступать сигналы.

Теперь я раскрыл глаза еще шире, потому что это была неприятная неожиданность. Но Сэм, похоже, особо взволнованным не был. Да, обиженным, несколько озабоченным, но не потрясенным, как можно было ожидать.

— Скорее всего, ничего страшного. Возможно, это помехи от Солнца. Оно сейчас в знаке Стрельца, то есть, почти между нами и ними. Уже несколько дней у нас проблемы с шумами.

— То есть, можно рассчитывать, что сигналы вскоре появятся снова? — рискнул спросить я.

Сэм пожал плечами и дал знак стюарду, чтобы заказать один из тех горячих напитков, которые иудеи так любят.

— По-видимому, мне вчера не удалось объяснить тебе, что я имел в виду, — неожиданно сказал он. — Попытаюсь сказать, что я понимаю под «альтернативным миром». Историю помнишь? Как Форний Велло победил майя и романизировал Западные Континенты шесть или семь веков тому назад? Давай предположим, что он этого не сделал.

— Сэм, но ведь он сделал это!

— Я знаю. — Сэм еще не потерял терпения. — Ведь я же сказал: предположим. Допустим, в битве за Техультапек Легионы были разбиты.

Я рассмеялся. Было очевидно, что он шутит.

— Легионы? Разбиты? Никто и никогда не мог победить Легионы.

— Это неправда, — укоризненно заметил Сэм. (Он терпеть не может людей с пробелами в образовании). — Вспомни Варус.

— Сотня подземных демонов! Сэм, ведь это же древняя-древняя история! Ведь это же когда было? Две тысячи лет назад! При императоре Августе! Да и полным поражением это тоже назвать нельзя. Император Друзус вернул орлов назад. А в придачу — и всю Галлию для Империи: это было одно из крупнейших завоеваний за Альпами. Сегодня галлы даже более римские, чем сами римляне, особенно это касается потребления вина.

Сэм покачал головой.

— Скажем так, что Форний Велло тоже понес «временное поражение».

Я попытался проследить за ходом его рассуждений, но это было нелегко.

— А какая разница? Раньше или позднее Легионы победили бы. И ты прекрасно знаешь, что они побеждали всегда.

— Это так, — рассудительно сказал Сэм. — Но если бы это конкретное завоевание не произошло бы тогда, весь ход истории изменился бы совершенно. У нас не было бы большой миграции на запад с целью заселения тех громадных континентов. Хани с хиндами не были бы окружены, и, кто знает, у них до сих пор были бы независимые государства. Это был бы совершенно иной мир. Ты понимаешь, к чему я веду? Именно это я и называю «альтернативным миром»: мир, который мог бы существовать, но его нет.

Мне хотелось быть с ним честным.

— Сэм, — сказал я. — Только что ты весьма образно представил мне разницу между фантазиями и научными романами. Я фантазиями не занимаюсь. Кроме того, — продолжал я, стараясь не слишком задевать его чувства, — я не вижу особой возможности проявления значительных различий между нашим и тем миром. Во всяком случае, они не будут настолько велики, чтобы построить на этом научный роман.

Какое-то время мой приятель молча глядел на меня, после чего отвернулся и уставился на море. И вдруг, как будто мы совершенно не меняли темы, сообщил: