Владлен Щербаков - Спасение неизбежно Октябрь 2012

Майор Кабанов внешне перестал соответствовать фамилии. Давно прекратил бухать, не курил, трахал баб, только когда в них влюблялся. Его страстью было убивать. Убивать тех, кого считал не достойным жить на родной земле. В эту категорию входили инородцы, жиды всех национальностей, наркоманы и воры.

Прозвище «Гитлер» заслужил еще до начала всемирной анархии. В 2010 году, когда первыми признаками смены полюсов стали климатические аномалии, майор трудился старшим опером в рядовом территориальном отделе поволжского города. Руководящие должности были заказаны, о чем он никогда не сожалел. Дмитрий Петрович считал, что только непосредственный исполнитель всегда управляет ситуацией.

Отдел обслуживал развлекательное местечко под названием «детский парк им. Первого героя». Единственным формальным оправданием нахождения там черножопых являлось их толерантное название «дети гор». За последние несколько лет волосатые «дети» посчитали равнину парка вторым Кавказом. Грабежи, разбои и изнасилования совершались ежедневно. Усиление патрулей, задержание пойманных казалось бы с поличным не приносили никакого результата. Уголовное законодательство, как ни странно, было переписано в угоду преступникам. Их права считались неприкосновенными.

Кабанов снова и снова видел в кафе самодовольных чехов и дагов, двое суток назад задержанных за тяжкое преступление. Перебесившись, майор вспомнил сталинское решение проблем.

Следствием этого не хитрого умозаключения явился взрыв кафе «Три пеликана», где погибло и получило увечье целое стадо пеликанов. Ответственность за это возложили на мифических скинхедов. В ходе раскрытия Кабанов задержал двоих бородатых учеников медресе. Помариновавшись в отделе несколько часов, бородачи согласились выпить чай под философические напутствия опера. На следующий день они скончались от отравления неизвестным ядом. Далее было непонятное ДТП с гибелью видного деятеля за права южного народа. Далее – стрельба при попытке к бегству…

УСБ вплотную занялось служебной деятельность майора. Дело на него завели под условным наименованием «Фашист». Название «Гитлер» начальство не одобрило.

Голубые глаза Кабанова уже четверть часа всматривались в черно–белую мозаику цыганского поселка. Прибор ночного видения помогал слабо. Проклятая планета вместе со спутником Земли создавали причудливое переплетение теней.

Еще недавно Оглы здесь мерялись пузами, возводя трех–четырехэтажные замки из красного кирпича, непременно с полукруглыми окнами. Дома окружались металлическим забором из рифленого алюминия. Алюминий был покрыт серо–желтыми коврами, чем больше, тем круче. Создавалось впечатление, что цыгане целыми днями проветривают огромные подгузники.

Теперь ковры использовались более прагматично – закрывали окна от сквозняка и для светомаскировки. Только по гулу генераторных установок можно было определить жилые дома.

Наконец, возле отмеченных домов в тени майор разглядел шевеление…

Секреты находились именно там, где рассказывал пленный. Колоть жуликов стало намного проще – ни тебе прокуратуры, ни чиканутых родственников. Да и способов, хоть обфантазируйся. От пленного цыгана за один допрос получена информация о месте производства наркоты, охране, транспорте и других важных вещах.

— Господа, кто хочет поработать? – Привычно хохмил Гитлер. – Заявку сегодня прислал завод по производству дури им. Будулая. Пленных не брать, самим не сдаваться. Напоминаю цель – захват возможно большего количества героина. Также напоминаю об обязательном выстреле в башку – обезьяны сейчас сами травятся как кони, хоть в печень попади – им по барабану. Выстрел в тело – выстрел в башку, в тело – в башку, в башку – еще раз в башку! Всем понятно?

— Петрович, плавали – знаем. – Не удержался боец, обвешанный гранатами, как кокосовая пальма.

— Повторение – мать оплодотворения, матрос! – строго глянул Дмитрий Петрович Гитлер.

— Тогда уж отэц! – У всех поднялось настроение и, казавшийся невыполнимым, план стал вполне реальным.

Свет Нибиру из окна делил заброшенную комнату на две черно–белые части.

Кабанов осмотрел своих товарищей, в темноте сверкали глаза мужчин от тридцати до сорока лет. Лишь державший карабин с глушителем боец выглядел лет на 20. Все шестеро славян были одеты в различную одежду темно–зеленых тонов, но специфичность образа жизни делало ее похожей на униформу. И наоборот, вооружение было совершенно разным, отражая физические возможности и характер. Мужчины не называли друг друга по именам и фамилиям. В условиях военного братства каждый имел прозвище, чаще для нейтральности производное от фамилии, что, конечно, являлось бы нарушением правил секретности в прежнее время.