Владлен Щербаков - Спасение неизбежно Октябрь 2012

— Да по херу! Только я дома 3 года не был, не узнаю ни черта. – Чума крутанул руль, мерс занесло на повороте.

— Эй, осторожней, корешок, не дрова везешь! — Чеснок стукнулся башкой о заднюю стойку. — Вот ты чума в натуре, успеешь погонять — сейчас все наше.

— Да, пацаны, вовремя я из тайги домой слинял, пиздоглазые людей совсем не жалуют! Вроде какая им разница, ну поделился со мной сибиряк жратвой, бабой там. Так свои же, че ты лезешь? Нет, суки, сразу стреляют, никаких следствий тебе. Не по закону!

— К нам китайцы боятся сунуться, мы им сразу кишки выпустим! — Чеснок с заднего сиденья авторитетно дыхнул перегаром. — У нас оружия завались, вояки рядом.

— Че, мусора? Не мешают? — Расписные пальцы сильнее сжали руль.

— Им бы себя спасти, но увидят чего, мочат без разбора. Еще Гитлер не успокоится никак. — Пузо сделал глоток, закурил вместо закуски.

— Че еще за Гитлер, фашист что ли?

— Нет, опер бывший. Его еще до заварухи выперли за превышение. Он, типа, чурок не любил, говорят, мочил по беспределу. Наших пацанов тоже порешил немало.

— Ниче, — Чума взял бутылку, глотнул, — пусть только покажется! Я его успокою. Мент должен ходить с ножом в спине! — Нажал клавишу, в кумар салона ворвался холодный воздух, в дрожащее предзакатное солнце вылетела пустая бутылка.

Семнадцатидюймовые колеса наматывали километры уфимской трассы. Амортизаторы гасили удары о срезы выбоин. Две иномарки с вооруженными людьми приближались к коттеджному поселку. В летящем впереди Паджеро хрипел шансон, компакт–диск собрал весь цвет высокого искусства. Скрипит потертая кожа турецких курток, в сладковатом аромате анаши лица бандитов пытаются изобразить суровый романтизм. Тяжелая доля исполнителя отзывается в сердцах личными несправедливостями. Двое из пятерки реальный срок не мотали, но тупые попандосы за хранение героина, бакланку, мелкие кражи доказывали крутизну характера.

— Сворачивай! – Бурый грел на коленях единственный в банде калашник. Ствол на поворотах упирался в Укропа. Непростое дело быть водилой главаря.

Рядовые бандиты вооружены беднее – штуцер, обрезы охотничьих ружей, пара пм, ножи.

Злыми барракудами автомобили рассекали квадраты поселка.

— Секи, Бурый, там вроде живет кто! – Палец Укропа ткнул в мирный дым на дворе дома по правую сторону.

— Да, похоже, сейчас что‑нибудь обломится. Тарань ворота! — Главарь уложил автомат между дверью и сиденьем, жилистые руки воткнулись в панель.

Джип, не снижая скорости, насколько позволяла ширина дороги, взял влево. Укроп легко провернул два оборота в другую сторону, гидроусилитель резко изменил направление колес.

Бампер джипа впечатался в ворота. Одна створка с остатками петель громыхает к крыльцу дома, вторая, прогнувшись, как лох с ножом в брюхе, застопорилась в открытом положении. Укроп жал на тормоз, но остановил автомобиль бампер хозяйской Мазды.

Сказался опыт первого препятствия, уркаганы сзади оперлись на спинки сидений.

Чума проскочил ворота, сдал задом.

Бурый первым выскочил из джипа, передернул затвор.

— Пацаны — к окнам!

— Гвоздь! — Зыркнул в обход дома.

— Чтоб никто не ушел! — Командовал полководец. — Чума, смотри за улицей!

— Папаша, открывай! — Очередь по окнам усилила требование. — Делиться надо в трудное время.

В ответ бахнул ружейный выстрел, следом другой. Ставня вылетела, Бурый успел пригнуться. Подельники присели, растерянно переглянувшись.

— О, ништяк! Смелый попался. — Бандит подмигнул пацанам. — Тащи канистру…

— Подождите, — мужской голос из окна дрожал от волнения, — я дам вам продукты и золото.

— В очко себе золото забей! Открывай, герой, мы сами выберем, что надо!

Позади дома послышался тонкий крик, грубые ругательства, звук пощечины. Из‑за угла Гвоздь тащил девушку. Локтевой сгиб сдавил тонкую шею, дуло обреза в правой руке упирается в спину.

Пленница обеими руками пыталась ослабить хватку, тонкие ноги в обтягивающих джинсах заметно дрожали, перебирая по дороге. Задравшись, короткая куртка открывала стройные бедра, внизу плоского живота ремень с тинейджеровской пряжкой.

— Убежать захотела, шалава.

— Покажи личико, Гульчатай! — Бурый отодвинулся от окна, грязные пальцы раздвинули волосы. На бледном лице зияли темные от ужаса глаза девочки–подростка.

— Э, да ты у нас красотка! – Гвоздю причудилась нотка жалости в последнем слове главаря.

— Не трогайте дочь! — Щелкнул замок, дверь успела открыться на оду четверть внутрь.