В. Бирюк - Шантаж

— Мара, тебе Ивашка как? Понравился? Сладко-то вправду было?

Молчит. Глаза — в небо, на меня — ноль внимания. Только чуть улыбочка её нарисовалась. Довольная улыбочка. Лёгкие приятные воспоминания о миленьком приключении… Просто Ивашкой такую… богиню с пути не свернуть. Надо чего-то такое… сверхъестественное уелбантурить. Или — забубенить…

— Так вот, Мара. Всё что ты видела и пробовала с мужиками в своей жизни — просто детская возня в песочнице. Не вру — знаю. Далеко на Востоке есть народ, который говорит слово «дао». На их языке это означает «путь». Путь к совершенству. Люди, которые идут по этому пути, называются «даосы». Путь, сама понимаешь, не близкий. Пока до этого совершенства дотопаешь… Идут одни мужчины. Так что им требуются женщины. С которыми эти самые даосы общаются по… «по-путейски». Как они это делают — священная тайна. На ближайшие десять тысяч вёрст и тысячу лет только я один знаю «как». Ты можешь стать второй, кто узнает эту тысячелетнюю сокровенную мудрость. И — попробует её.

— Не выдумывай, волчонок. Чему новому ты меня можешь научить в этом деле? Да и вообще — на что ты годен…

— А он?

Я ткнул дрючком в сторону стоявшего столбом Сухана.

— Ты, Марана — повелительница смерти, когда-нибудь баловалась с «живым мертвяком»? Со слугой Велеса — повелителя могил? По секретной технологии «идущих вместе»? Идущих путём совершенства из ничего в никуда?

Ну, если на неё и такой коктейль не подействует, то я просто не знаю… Сработало! Женщина повернула голову! Уж поверьте мне — если вы сумели убедить даму повернуть голову — она ваша. Нет, дальше много чего может случиться. Или — не случиться. Во всех смыслах этого слова. Но всякий «дао» начинается с первого шага. Дальше — чисто вопрос качества вашего «ходила».

Мара оценивающе окинула взглядом моего зомби. Всё верно: первый взгляд женщины на мужчину — на лицо, второй — на обувь. Плохо, сапоги у него грязные после болота. И вообще — худо присматриваешь за обувкой своих людей, недо-боярич. Тут она перевела взгляд на меня. И начала улыбаться. Вы когда-нибудь видели улыбку королевской кобры? В тот момент, когда она поднимается из плетёной корзинки, распуская свой капюшон? По зову придурка, играющего перед ней на дудочке? Вот и я не видел. Но очень уверен — похоже. Сочетание лёгкого интереса, бесконечной лени и полного презрения ко всем этим… стоячим мышкам. Мара оставила в покое больные ноги, чуть потянулась и снова проворковала:

— И не жалко? Такой справный мужикашечка… У меня-то в руках… и дохляки — петушками чирикают, зайчиками скачут… Но — коротко. Любите вы, мужички, поговорить, похвастать. А как пойдёт дело на меру… Не протянет долго твой живой мертвец, совсем мёртвым мертвецом станет…

— Мы все станем мёртвыми мертвецами. Кто раньше, кто позже. Не пугай — конец известен, вопрос только в дороге — в дао.

Мы уставились в глаза друг другу. Ну, если этот оскал означает сексуальную улыбку, то… то я брошу это занятие! Завяжу узлом как напоминание о членских взносах! Улыбка постепенно завяла.

— Волчонок. Точно: волчонок, ящерка и… и ещё что-то.

— Лысая мартышка, мадам. Смотрите внимательно.

Я старательно улыбнулся ей своей фирменной «волчьей» улыбкой. Потом снова присел на корточки, вылупил глаза по-дебильному и пару раз подпрыгнул, почёсывая подмышки и издавая звуки типа: «угу-угу».

— Это что?

— Ну, Мара, ты что, никогда не видела головозада ногорукого?

Она хмыкнула, глядя на мои прыжки и ужимки. По-разглядывала меня.

— А почему «руконогого»?

Интересно, а первая характеристика у неё вопросов не вызывает…

— Дык… эта… всю дорогу руки… ну… не доходят. Вовcюда.

Мадам, если ваш шизофренический бред, осложнённый маниакально-депрессивным психозом и трансцедентальным состоянием, позволяет вашему сверхчувственному чутью чего-то чуять в тонких сферах за гранью разумного, реального и даже — эфирного, то и ведите себя соответственно учуянному. Проще: делай по слову моему. А соответствующий запах для твоей «чуйки» — я обеспечу.

Играть в гляделки — не люблю и не умею. Поэтому, пока моя тонкая роговица не начала слезиться и вызывать у дамы иллюзию морального превосходства, велел Сухану отдать ей тряпки.

— Соберёшься — приходи, мы там, на берегу ждать будем.

— А… если я сбегу?

— Значит — дура. Сама же про волчонка догадалась. Или ты такая Марана, что и от головозада бегаешь?

Наше возвращением с Ивашкиным поясом привело Гостимила в состояние полной и неизбывной радости. Аж дурно бедному стало. Он расчувствовался, начал, было, хвататься за сердце и меня стыдить: