Анатолий Матвиенко - Авианосцы адмирала Колчака

7 августа снова пробовал атаковать Ренненкампф, затеяв местную операцию, вошедшую в анналы как Гумбинен-Гольдапское сражение. Русские добились определенного успеха и могли развить его, если бы не печально известный Хан Нахичеванский. Четыре дивизии его корпуса не соизволили вступить в бой. Ренненкампф не слишком поверил данным воздушной разведки и не приказал преследовать изрядно побитые и отступавшие германские части. Так что командующий 1-й армией вроде как победу одержал, однако его нерешительность дорого обошлась. Из Центральной Германии в Восточную Пруссию начали поступать резервы. В период с 13 по 15 августа топчущиеся на месте и не соединившиеся 1-я и 2-я армии, столоначальникам которых казалось, что победа под Кенигсбергом уже в руках, получили несколько ощутимых ударов и отступили. Вскоре отступление превратилось в бегство, а по итогам августовских боев обе армии Жилинского потеряли в Восточной Пруссии вчетверо больше солдат и офицеров, нежели противник.

Самсонов не выдержал позора и покончил с собой, Хану Нахичеванскому Аллах не позволил. Жилинский и Ренненкампф продолжили доблестную службу, хоть и на иных постах.

Николай Николаевич вообще вышел победителем, разбив откровенно слабые австро-венгерские части и заняв часть габсбургских земель. Оттого Император не поставил ему в упрек прусский разгром.

30 августа великий князь Александр Михайлович вернулся в Санкт-Петербург и поразился. Такого уличного разгула город не видел, поди, с самого 1905 года. Только народное бурление на сей раз оказалось ура-патриотическое, и никто не думал унимать его шашками и нагайками.

Мирные обыватели шастали по городу с плакатами оскорбительного для Германии содержания. Как при еврейских погромах, толпы врывались в магазины, лавки, банки, ежели на вывеске красовалась немецкая фамилия. Впрочем, как водится, евреям доставалось по первое число. Не каждый разберется, кто такой Голдберг — пруссак или еврей? Для надежности лупили и громили всех похожих. И не очень похожих до кучи, на будущее и на всякий случай.

В день, когда высочайшим повелением столицу с неприлично германским названием переименовали в Петроград, Александр Михайлович навестил в больнице Брилинга.

— Как так вас угораздило, Николай Романович?

Инженер криво усмехнулся разбитым лицом:

— Обычно. Фрезе неделю на заводе сидит взаперти, мне надоело. За Нарвской заставой дорогу перекрыл казачий разъезд. За ним люди какие-то. Вахмистр потребовал документ, говорит — вылезай. Только я на мостовую ступил, он обернулся и кричит: немец это, фамилия Брилинг, бей шпиона!

— Какого числа? — Князь пометил в записях. — Будьте покойны, завтра же вахмистр отправится в арестантские роты. Хотя, конечно, вам от того здоровья не прибавится.

— Третьего дня. Пустое это, Александр Михайлович. Голодранцы да казаки не ведают, что творят. Кто истерию против германцев начал, а? Черносотенцы да иные думские патриоты. Их бы в арестантские роты строем.

— Тут я бессилен, хоть с вами и спорить не буду.

— А еще главного германца забыли. — Брилинг с трудом шамкал ртом, в котором основательно недоставало зубов. — Родственничка вашего. Даром что Романовы — все как один германцы, но фамилия-то русская. Да и кто вас тронет.

— Стоп! Говорите, но не заговаривайтесь. Не забывайте, кто перед вами.

— Да уж… Благодаря вам да великому князю Петру Николаевичу к правящей фамилии уважение имею.

Александру Михайловичу надоело.

— Так, мон шер. Вольнодумные речи отношу на удар головы и потому не восприемлю. Завтра же вам пропуск на имя… например, Брилова. И охрану. Не можем мы таких людей терять. Поправляйтесь.

Позорное поражение Ренненкампфа и его смещение с поста начальника армии повлекло реакцию против любых сомнительных личностей с германскими фамилиями на генеральских должностях, а тем более с приставкой «фон». Петр Врангель, носитель такой приставки, пребывал в то время в Болгарии, его неприятные вести ждали по возвращении на Родину. Степан Осипович Макаров, навещая могилу Александра Берга, увидел, что какие-то негодяи облили краской могильный камень за германскую на нем фамилию.

Пока оболваненные народные массы сражались с германскими именами как с ветряными мельницами, Балтийский флот приступил к практической работе. Он начал выполнять то самое, о чем крамольно заикнулся командующий авиацией на довоенном совещании в Ставке, а именно занялся перекрытием водного пути к Кенигсбергу. Вот только мера эта запоздала, да и действенность ее не та — вдоль балтийского побережья исправно работала германская железная дорога, которую обязаны были разрезать танки генерала Самсонова.