Лариса Бортникова: 16 Охотники 2. Авантюристы

Итак, сначала был запрет, затем страх непредсказуемых последствий. Или же просто отсутствие тщеславия и любопытства? Артур об этом не задумывался. Но факт остается фактом. Впервые он решился использовать предмет, лишь очутившись в ситуации абсолютно безвыходной, где альтернативой была смерть. Артур заранее знал, что «медвежья» эскапада не пройдет для него бесследно. Что в случае легкого и быстрого восстановления не стоит обольщаться, мол «помедведил и забыл», что даже пять минут «под предметом» навсегда меняют человека, отбирая у него не только силы, но и часть его самого. Все это Артур знал, но реальность, как водится, превзошла ожидания.

Прислушавшись к себе, Артур почувствовал сначала усталость, потом свинцовую зевающую тоску, такую, что бывает по утрам с тяжкого похмелья, а затем странное ощущение несвободы. Артуру казалось, что он — пуля, которую вщелкнули в хорошо смазанную обойму, или бусина, ловко нанизанная кем-то на «бесконечную нить бытия», если выражаться глупо и витиевато, как Сесилия Эгертон. Почти непреодолимая тяга еще, и еще, и еще раз воспользоваться предметом, почувствовать себя частью чего-то единого и бесконечно сильного, стать неуязвимым — стать больше, чем просто человеком, потрясла Артура. Как же предельно просто — протяни руку... и будь волшебником! Артур тщательно избегал других приходящих на ум сравнений — слишком уж от них попахивало ересью. Маг, волшебник, чудотворец — уже этого было больше, чем достаточно.

«Ты смешон, Артур... И глуп, — поморщился бы дед, окажись он рядом. — Но facta infecta fieri nequent — сделанного не воротишь», — добавил бы, зевнув. За всеми дедовыми банальностями звучало бы невысказанное, но неумолимое, как гильотина — «случайностей не бывает».

Случайностей не бывает... Порой фатализм деда, да еще и приукрашенный тяжеловесной латынью, заставлял Артура кусать от раздражения губы. Дед считал, что все, так или иначе имеющее отношение к предметам — детали одной гигантской головоломки. Что, единожды попав в паззл, обратно уже не выбраться. Что предопределенность, судьба и предмет — синонимы, а случайность и везение — дурной анекдот. Ни за что старикан не поверил бы в то, что появление цыгана с Медведем — ловкое стечение обстоятельств, зато немедленно бы предположил чью-то тайную игру, заговор или предательство. А, не обнаружив таковых, выдал бы что-нибудь глубокомысленное из Цицерона или Сенеки. Представив выражение лица старого Уинсли, Артур неожиданно для себя засмеялся. Смех его — сухой и совсем не веселый — распался в утренней тишине на отдельные звуки... Так из опрокинувшейся коробки драже выкатываются на пол цветные горошины. Раз, два, три, пять... Будь их сотня, застучали бы бойко и задиристо по половицам. Но коробка давным-давно опустела, поэтому всего лишь раз, два, три...

Задержав дыхание и прикрыв глаза, Артур покрутил головой в разные стороны. Вправо... Потом влево... Так же «вслепую» повернулся обратно и уставился (если так можно сказать про человека, который стоит посреди заснеженного тракта зажмурившись) на дорогу, по которой только что сам сюда и пришел. И ничего не обнаружил... Ни-че-го. «Нюх» его пропал подчистую. Свежий Медвежий след, который должен был находиться рядом и сиять обжигающе ярким светом, исчез. Мир вокруг был пуст и скушен, как римские фонтаны в январе. Минута, другая, третья... Артур пробовал еще и еще, но чутье не возвращалось. Лишь через полчаса он наконец-то «разглядел» еле мерцающую над дьяковым подворьем лиловую дымку. Дед, как обычно, оказался прав — либо предмет, либо способность.

По меньшей мере, теперь у Артура Уинсли имелся выбор. А когда от этого выбора зависит жизнь, причем не только твоя, сомневаться не приходится. Главное, помнить о предостережении старины Леопарди — никаких кошек!

Медведь выглядел прехорошенькой безделушкой, и когда майор извлек топтыжку из кармана надетого на девушку тулупа, Даша ойкнула от умиления. Но тут же справилась с собой, приняв безразличный независимый вид. После разговора с майором ей ничего другого не оставалось — разве что держаться безразлично и независимо. Разговор оказался тяжелым для них обоих. Для майора особенно — русские морозы беспощадны к английским джентльменам, особенно если те пожертвовали свою верхнюю одежду в пользу замерзающих девиц, а сами кутаются в плюшевую гардину, чудом обнаруженную на чердаке.

— Да, Даша! Вы в самом деле хотите замуж! Да — за меня! — не будь майору так смертельно холодно, он вел бы себя сдержаннее и помнил бы, что девичью гордость следует всячески оберегать. Но майор мерз, поэтому был краток и даже груб. — Хватит об этом! Будет лучше, если вы немедленно передадите фигурки мне. Все фигурки, Даша! Включая Жужелицу! Держать предметы при себе человеку несведущему опасно. А вы, к тому же, сильно взволнованы.