Северный гамбит

-Михаил Петрович, да вы не слушаете меня? А как вы немецкую подлодку захватывали, расскажете, или это секрет?

И если она - Анна, то я выходит, Адмирал? Только в отличие от того, который из фильма, с "ъ" на конце, желаю помереть в преклонном возрасте, окруженный любящими внуками, в великом и вечно живом СССР.

-Ленка! - вдруг замечает Аня, оглядываясь - и снова ведь к вам... ой! Михаил Петрович, а вы мне свой корабль покажете, а то я так на нем и не была? Допуск у меня есть, по высшей форме!

Оборачиваюсь, "Воронеж" у причала еще виден. От берега идут и другие пары. К удивлению, замечаю Ивана Петровича, он оживленно разговаривает о чем-то с второй девушкой в алом. А раньше здесь на берег почти не сходил, ну только когда мы в доке стояли - помню, что в дореволюционном еще Уставе было написано, что "частое оставление корабля старшим помощником - тогда он старший офицер назывался - несовместимо с выполнением им своих обязанностей", но всему же меру надо знать! Хотя ему тяжелее, я-то в ином времени холостой был. И что теперь наши семьи там получат - известие, что сгинули мы бесследно в море, в мирное время. И нет нам дороги назад. И чтобы не сломаться, или не озвереть, отогреваться душой нужно, хотя бы иногда. Война сейчас - а закончится, что делать будем?

-Михаил Петрович, вы снова мыслями где-то? Ой!

Ветер с моря, резкий и довольно сильный - глядя сейчас на Аню, легко понять, отчего эти, ставшие у женщин очень популярными пальто-накидки, здесь прозвали "парусами", такой вид в ветреную погоду! Порыв - и Аня едва успевает схватить шляпку, уже сдутую с волос. Лицо ее становится на миг испуганным и каким-то детским. Так она и есть девочка рядом со мной, ей же двадцать один год всего - таких как она, ее ровесниц, в своем времени я мог видеть дряхлыми старушками на парадах Победы. А сам я тогда кто - если здесь мой отец еще не родился, а мои дед и бабушка еще не встретились? Пусть над этим ученые головы ломают! С Серегой Сирым по поводу нашего переноса нормально общаться лишь академик Александров может, разговор сразу съезжает в такие дебри с формулами, матрицами, квазилинейными операторами, преобразованиями подобия и теоремами имени разных светил науки, что послушав минуту, уже ничего не можешь понять! Для меня же довольно, что Анечка есть, и рядом. А параллельный это мир, или перпендикулярный, пусть наша советская наука разбирается. Меня больше волнует, как Аня к своему здоровью относится - ноябрь здесь, это уже зима!

-Михаил Петрович, так мне не холодно, у меня там теплый свитер надет!

Судя по рукаву, заметному когда она за шляпку хваталась, не свитер, а какая-то тоненькая кофточка, хотя и шерстяная. И она так на причале стояла, на самом ветру, все время, пока мы подходили и швартовались? А если простудишься, воспаление легких схватишь, не дай бог?

-А воспаление легких сейчас лечат, в санчасти антибиотики есть, так что не боюсь!

Тьфу три раза! Ты еще свое партизанство вспомни - так известно, что на фронте люди не болеют почти, такой там адреналин и мобилизация всего организма на износ. Что там лечат, не знаю, но лучше не испытывать! Ну, женщины, ради того, чтобы чуть красивее, на все готовы!

-Михаил Петрович, я эту шляпу так берегла! Чтобы вас встретить. А тут как назло, часто дни ветреные были. Сколько я за ней бегала, ужас! А в платке ходить ну не хочется совсем, не идет мне! И в форме тоже...

Женщина истинная... Хотя да, образ Тимиревой тебе больше к лицу, чем колхозницы в платочке. Но отчего она меня по имени-отчеству называет, и на "вы"? Ясно, что официально, при всех, положено - так ведь сейчас мы одни! Или не привыкла ты еще, ведь расписались мы тогда, и всего лишь три дня пробыли вместе? Значит, придется срочно привыкать. Компенсировать количество качеством - чтоб каждый раз вместе быть, как в последний раз. И чтобы когда мы через три-четыре дня в Полярное уйдем, как приказано, я от своей Анечки официального обращения наедине не слышал больше никогда!

Ветер попутный, в спину толкает, помогает идти. Мы держимся за руки, спешим, почти бежим. И я надеюсь, до утра ничего не случится - ни немецкого десанта, ни войны с Англией, ни даже звонка от товарища Сталина. Эта ночь до рассвета - наша! Очень долгая ночь на севере, всего за месяц до зимнего солнцеворота.

А еще я очень надеюсь, что назавтра мы оба будем друг друга называть по имени. И после прожить вместе долго-долго.

Конвой был огромен. С учетом боевых кораблей - в трансатлантических конвоях бывало и большее число транспортов, чем эти четыре десятка.