Хольм Ван Зайчик: Дело победившей обезьяны

Куайчэ плавно замедлил бег.

– Станция Бологое. Остановка десять минут. Просим драгоценных преждерожденных не забывать свои нефритовые вещи в вагонах!

Мосыкэ,

несколькими часами позже

Покинув незадолго до полудня гостеприимный вагон куайчэ на Александрийском вокзале, они наняли повозку такси и доехали до небольшой уютной гостиницы “Ойкумена”, что на северо-востоке, совсем недалеко от кольцевой дороги, опоясывавшей Мосыкэ; Баг обычно останавливался здесь. В этом районе города, рядом с Великим Мосыковским Торжищем, было множество мест, где могли на свой вкус и достаток найти кров и пищу гости города: это и странноприимный дом “Путник”, и меблированные комнаты “Нефритовый гаолян”, и гостиница “Иссык-Куль”, и, специально для водителей тяжелогрузных повозок дальнего назначения, – многоэтажное подворье “Отстой”… А дальше на север, где когда-то цвела по веснам тихая деревенька Останкино, громоздились башни и корпуса крупнейших в Ордуси заводов по производству эрготоу, напитка непритязательного, но вполне просветляющего сознание, настоящей двойной очистки – и там, нескончаемо пучась, подпирали зимнее небо могучие клубы пара и дыма.

Стася и Баг сняли в “Ойкумене” два расположенных рядом одноместных номера – удобных и милых, с видом на площадь перед Торжищем. Посреди площади высилась, мерцая благородной серой сталью, вдохновенно изваянная еще в первой половине века скульптурная пара “Пастух и Ткачиха”< Имеются в виду персонажи древней китайской легенды о двух влюбленных, которым запрещено было встречаться. За нарушение запрета их разлучили весьма изощрённым образом, превратив в звезды (Вегу и Альтаир по европейской классификации) и разнеся по разные стороны Млечного Пути (по-китайски Тяньхэ – Небесная Река). Лишь раз в году, когда огромная стая перелетных ворон строит над Небесной Рекой мост из своих тел, влюбленным удастся, воспользовавшись им, свидеться ближе. > – Пастух пас, а Ткачиха, как водится, ткала; несколько поодаль вонзался в небеса обелиск, воздвигнутый в честь первых ордусских звездопроходцев.

Отдохнув с дороги, Стася и Баг неспешно двинулись в город.

Свежий снежок, выпавший ночью, задорно хрустел под ногами. Морозный чистый воздух играл в легких. Бодро искрились в молодых, крепеньких сосульках лучи не омраченного вечными александрийскими тучами солнца.

– Красиво… – время от времени говорил Баг.

– Да, – отвечала Стася.

Отчего-то они теперь мало разговаривали. И сразу друг с другом во всем соглашались.

Только радости это согласие уже не приносило.

– Ты не мерзнешь, Стасенька?

– Нет, что ты. Все хорошо.

– Пройдем еще пешком?

– Давай.

– Или проедем несколько остановок?

– Пожалуй…

Баг казался себе неуклюжим, слишком резким в движениях, не таким внимательным, как должен быть; здесь, в Мосыкэ, неловкость, казалось, отступила…

Нет, думал он, это правильно, что мы поехали попутешествовать. Когда осматриваешь новые места – можно долго молчать… и это нормально, естественно…

Может, все уладится. Если будет на то воля Будды…

Пройдя краем Торжища, полюбовавшись на многочисленные фрукты, овощи, колбасы и с трудом удержавшись от того, чтобы купить “танхулу” – покрытые глазурью сладкие мелкие яблочки на деревянной палочке, Баг и Стася вышли на улицу Хлеборобов и здесь, дождавшись автобуса, поехали в центр.

За окнами медленно проплывали двух – и трехэтажные домики, церквушки, сады и парки, где заснеженные деревья тянули голые ветви к небу, – при всей своей бестолковой беспорядочности Мосыкэ была удивительно ордусским городом, вольготно разбросавшим улицы и переулки по пленительным холмам и низинам. Баг, попадая сюда, никогда не отказывал себе в удовольствии побродить по бойко пляшущим кривоколенным улочкам, полюбоваться на древний Кремль, или Кэлемули-гун, как его нередко именовали гости города… поглядеть, задрав голову, на устремленный куда-то к чертогам Небесного Императора шпиль Мосыковского великого училища… потом, подъехав к нему поближе, наоборот, полюбоваться на город с Горы Красного Воробья… прогуляться по набережной, взойти на тридцатитрехъярусную обзорную пагоду Храма Тысячеликой Гуаньинь, недавно отстроенную заново, – старая кренилась набок на протяжении двух столетий и в тридцатые годы, небрежением тогдашнего мосыковского градоначальника Серго Кагановича Ягодиныца обрушилась, – после чего градоначальник понес суровое, но справедливое, согласно действующим уложениям наказание: был внятно бит большими прутняками и понижен в ранге до чина, равного старшему привратнику мелочной лавки, без права переписки с князем, а наипаче – с императором.