Андрей Валентинов - Ангел Спартака

Говорит Ганник-вождь:

— Сулла был во всем прав. Значит, мы станем действовать по-суллански: мешает человек — нет человека, мешает город — нет города, мешает народ... Передай своим на Капитолии, что скоро у Италии будет новый Сулла. Наш! И знаешь, чье имя он впишет в проскрипционные списки в числе первых? Угадай, Папия Муцила, внучка консула?

Я не обиделась — привыкла. Ганник не верил никому, даже Спартаку.

— Знаешь, Папия, я стихотворение с греческого перевел. Эпиграмму. Прочитать?

Потолок в копоти, четыре ложа у стен, кислятина в чаше. И Фламиний Не Тот по соседству. Он лежит, я сижу. Каждый вечер как-то получалось, что единственное свободное место оказывалось именно рядом с ним.

...Но уж точно не по моей вине! Хотя на ямочки его смотреть было приятно.

Ко всему парень оказался поэтом. Когда он об этом не без гордости сообщил (во второй вечер, кажется), я и ухом не повела. Хвастает, решила, тропинку к соседке по столу ищет. А вот поди же ты!

Тропинку, конечно же, ищет. Скучно, видать, римлянину в Капуе. И в тоге вечером на улицу не выйдешь.

— Читай, если хочешь.

Не то что я стихов совсем не слыхала или, скажем, не любила. Не в них дело — в парне этом, Гае Фламинии. Я уже поняла — не донесет, но...

— Это Филодем из Гадары. Молодой, меня даже младше, а его стихи уже повсюду знают. Он с моим другом Марком Туллием переписывается.

Кашлянул нерешительно.

— Здравствуй, красавица. — Здравствуй. — Как имя? — Свое назови мне.

— Слишком скора. — Как и ты. — Есть у тебя кто-нибудь?

— Любящий есть постоянно. — Поужинать хочешь со мною?

— Если желаешь. — Прошу. Много ли надо тебе?

Платы вперед не беру. — Это ново. — Потом, после ночи,

Сам заплати, как найдешь... — Честно с твоей стороны.

Где ты живешь? Я пришлю. — Объясню. — Но когда же придешь ты?

— Как ты назначишь. — Сейчас. — Ну хорошо. Проводи!

Дослушала, кивнула, постаравшись лицом не дрогнуть. Стишки с греческого, значит, переводим?

— Эта эпиграмма, — вновь кашлянул он, — интересна диалогом, длина слов в греческом и нашем разная, а требуется, чтобы при переводе количество и слов, и слогов было тождественно. Необходимо также соблюсти размер. Понимаешь, Папия?

Понимаю, конечно. Видела я сегодня диалог на площади. На тему «кто дальше».

— Угу!

Привязалось ко мне это «угу!». Да и понятно стало: не в ямочках его дело — во мне. Со всеми окаменеть могу, щитом прикрыться, а с этим сдержаться никак не выходит — так и тянет правду сказать.

Вот и сейчас не сдержусь!

— Намек поняла, Гай Фламинии Не Тот. Отвечаю. Как меня зовут, знаешь, где сейчас живу — тоже. Ужинаю не с тобой, а поблизости. С тобой — никакой охоты...

— Я ничего не имел в виду, это же стихи! — неуверенно начал он, но я не слушала.

— Плату вперед брать приходилось, иногда несколько ассов всего. Когда есть было совсем нечего, голод от губ не отставал. И без платы тоже — силой брали, такое чаще бывало. Первый раз в семь лет, на глазах у матери и сестры. Любил наш хозяин такое! Почему я после всего не утопилась? Мать жалела. Сестру убили, насмерть у столба запороли, одна я у нее оставалась. А мать умерла, и бабушка умерла...

Закусила губу, отвернулась. Что я говорю? Где? И кому? Может, сразу на крест попроситься?

— Тогда я еще тебе почитаю.

Если бы чего иное сказал, извиняться принялся или, допустим, сочувствовать, я бы этого умника!..

— Читай...

Без похорон и без слез, о прохожий, на этом кургане

— Дальше перевести не успел, извини. Это Алкей Мессенский.

— Поняла, — буркнула я, отвернувшись. — Фессалия и Этолия в Греции, знаю. А Тит?

— Тит Фламинии — тот, кто Грецию и завоевал. Греки позвали его на помощь, а он натравил одних на других.

Обернулась, посмотрела... Совсем иначе говорит! И взгляд иной.

— Не предок, даже не родич, — понял он. — Я действительно Не Тот — из семьи его отпущенников, отсюда имя.

— Братец по несчастью? — усмехнулась я, все еще не успокоившись.

— Не по несчастью. Мои предки — давно уже римляне, как и я сам. Даже имею право не ставить после семейного прозвища букву «Л». Но римляне бывают разные, Папия Муцила. И... Надеюсь, ты убила своего хозяина? Только не отвечай, не надо!

Вновь на него поглядела. Слыхала я такие песни: и Римляне бывают разные, и волки разные, и болотные лихорадки.