Александр Афанасьев - Отягощенные злом, ч. 1

Два авианосца находятся на базе — это значит, что три в море. В том числе и новейший Король Виктор Имммануил — полноценный ударный авианосец дальнего рубежа в сто пятнадцать тысяч тонн водоизмещением, это вам не эскортники — средиземники. Интересно — а что их команды думают по поводу случившегося? Куда они пойдут на дозаправку, к кому примкнут? Порт Могадишо как раз перед самым мятежом был серьезно углублен, чтобы обеспечить возможность стоянки кораблей класса тяжелый авианосец, порядок при желании наводится очень быстро, желающие помочь найдутся, а пример Франции, возродившейся на африканской земле — весьма заразителен. Если нет больше Италии в Европе — почему бы Италии не возродиться в Сомали? При римлянах — там орошаемое земледелие процветало, три — четыре урожая в год снимали.

Оперативным планом Кольцо-1 предусмотрено блокирование пятидесятикилометровой зоны заражения по суше, для чего используются парашютисты, части специального назначения и африканские стрелки и следопыты. Население с зараженных территорий направляется в специальные лагеря, где осматривается военными медиками. Лица, получившие смертельную дозу излучения утилизируются и хоронятся в специальных могильниках, остальным оказывается медицинская помощь.

Я поднял руку

— Как именно утилизируются? В смысле — их казнят?

Офицер немного смутился

— Совершенно верно. Мы перехватили сообщения с запросами о том, какое наказание полагается солдатам и офицерам, отказывающимся участвовать в экзекуциях. В последнее время — они видимо поступают по-другому. Убивают уколами либо в газовых камерах.

Ах, как здорово! Я, в принципе никогда и не сомневался в том, что европейцы все-таки не такие как мы, а немцы — типичные европейцы, можно сказать — квинтэссенция европейцев. Но только что я получил неприятное подтверждение этого. Смертельная доза? Чего возиться — сделал укол как ветеринар больной собаке — и в могильник. Европа такова. Там никогда не ценили людей. У нас, у русских — всегда было наоборот, потому что у нас было слишком много территории и слишком мало людей, чтобы ее заселить. Мы даже воевали принципиально по-другому: когда мы приходили куда-то, нам нужны были и люди, и территория, в то время как европейцам — только территория, жизненное пространство. Европейцы знают это, они знают что нравственно мы несоизмеримо выше их — отсюда и злобные выпады в отношении нас. Например, то при Иване Грозном было казнено четыре тысячи человек. Какое злодеяние! А в это же самое время — в Париже в одну ночь перебили от двадцати до сорока тысяч человек! Иван Грозный все на богомолье ездил, молился за души загубленных, божьего гнева боялся — а Карл IX в Варфоломеевскую ночь стрелял по своим подданным из окна своего дворца [7] Показательна реакция Ивана Грозного на эти события, изложенная им в письме императора Максимилиана «А что, брат дражайшей, скорбиш о кроворозлитии, что учинилось у Францовского короля в его королевстве, несколко тысяч и до сущих младенцов избито; и о том крестьянским государем пригоже скорбети, что такое безчеловечество Француской король над толиком народом учинил и кровь толикую без ума пролил». Обычно после этого Ивану Грозному припоминают Новгород, хотя современные исследования показали, что большая часть захоронений, которые приписывают визиту Ивана со опричники в город — на самом деле останки горожан, погибших от разразившейся в то время эпидемии чумы . История Европы — история страшного кровопролития, уничтожения людей во взятых с боем городах до последнего человека, религиозных войн, безумных истреблений ведьм, когда можно было ехать целый день и не встретить ни одной женщины — всех сожгли как ведьм. Войны велись просто с невиданной для России жестокостью, в них погибала и половина, и две трети населения участвующих стран. Так что очень и очень напрасно кто-то скорбит, что Восток взяли мы, а не немцы с их дорогой Берлин — Багдад. Если бы это были немцы — арабы скорее всего были бы поголовно истреблены.

Кстати — в Персии — несколько процентов смертельно зараженных все же выжили и даже поправились благодаря новейшим методам лечения. Но даже если бы я знал, что не выживет ни один — я все равно не отдал бы приказ уничтожать смертельно больных. Может быть, даже не из жалости к ним — а чтобы русский солдат, моряк, казак не становились палачами. Да и не стали бы они, отказались бы. Вон, даже немцы отказываются.