StEll Ir: История Любви. Предварительно-опережающие исследования

…Заслышав приближающиеся шаги, шестнадцатилетняя Огюста Мартин быстро оправила подол платья, подхватила оставленную на крыльце корзинку с фруктами и выскочила на улицу перед самым веснушчатым носом всего Монтр-Дорталя, который принадлежал святому отцу Клименту, иеромонаху францисканского монастыря богоугодников. Падре чуть не налетел сходу на выпорхнувшую из подворотни круглобёдрую пташку, но не успел он ни чертыхнуться как следует, ни приветливо поддеть на ладонь обворожительный зад проказницы, как тот уже покачивался в расстоянии нескольких шагов впереди него, приводя в движение крутым боком нагруженную повисшими через край виноградными гроздьями плетёную корзину. Святой отец крякнул лишь от удовольствия, созерцая сподвигаемые теперь пред его взором достойные внимания прелести.

– А-Ой!!!

Корзинка с фруктами стремительно ринулась вниз и была спасена от падения только своей обладательницей приземлившейся чуть раньше на гранённый булыжник тротуара. Огюста сидела на тротуаре с огорчённым страданием личиком, удерживая спасённую корзинку в руках, и в недоумении смотрела на свою босую ножку уколотую откатившимся в канаву камешком.

– Вам нужна помощь, дитя моё? – отец Климент, присев перед ней, держал изящную лодочку её запылённой ступни в руках. – Вы – мирская монахиня и отвергаете согласно синодальному принципу соблазны и новшества в виде одеваемых на ноги башмачков? Вы сознательно истязаете прелестное бренное тело о камни ходильных брусков и не признаёте за миром права на обладание слезами и жалобами? Верно, да?

Налитая зрелостью юности подобно разносимым ею плодам фруктовщица Огюста Мартин была вынуждена рассмеяться над обращением к ней святого отца Климента исполненным неподдельного участия. В лице его было выражено искреннее сострадание и только глаза глубоко скрывали улыбку в веснушчато-весёлых ресницах.

– Я подвернула ногу! Вы разве не видите… – она приподнялась с тротуара и села на подвернувшийся как нельзя более кстати остов выброшенной кем-то старой шарманки; падре Климент не выпускал из рук её голой лодыжки, потирая и успокаивая проходящую боль, и Огюста попыталась выдернуть ножку из его пухлых ладоней. – И ничего я вам не монахиня, святой отец! Где, вы думаете, бедная парижская девушка сможет раздобыть себе башмачки, чтобы чёртовы камни не кололи её? Оставьте же, уже не болит!..

– Но позвольте, прелестное дитя моё! – прервал её младо-дерзкий тон падре Климент, и мягкая большая ладонь его проворно скользнула гораздо выше по белой ноге Огюстин, достигнув сразу заколенных высот. – У меня как раз в прошлый четверг приключилась оказия: на святом жертвеннике были обнаружены стоящие парою истинные токайские башмачки! Как вы подумаете – это не чудо ли? И если вы назовёте мне имя своё, как я вам говорю, что меня зовут падре Климент, то я открою вам моё наблюдение: токайские башмачки не придутся в пору на ногу ни одному из обитателей монастыря откровенных богоугодников, поверьте мне!

– Меня зовут Огюста… – юная фруктовщица растерялась совсем от смелых ласковых прикосновений к её голым под платьем ногам падре Климента. – Ну и что?..

Одновременно становилось завораживающе интересно, тепло и до жуткого тревожно от беспардонных ласк святого отца сопровождаемых обольстительными речами:

– Но тебе ведь, Огюста, нужны башмачки? – его пальцы нежно касались внутренних щёчек бёдер почти задевая за… – Пройдём в стены обители и примеряем их!

Самые кончики пальцев настолько легко порхнули по губкам пизды, что Огюста не смогла и поручиться бы – действительно ли? Рука святого отца стремительно выскользнула из-под подола и уже протягивалась к ней, предлагая помощь в поднятии.

– Ну что ж… Я, правда, очень спешу! – она положила край пальчиков на протянутую ладонь и выпрямилась, подхватывая корзинку. – Но если вы говорите, что так… мне и впрямь очень нужны башмачки, падре Климент! Как долго мы будем ходить? Повар шевалье Лабрадора назначил доставить фрукты не позднее обеда…

…В обитель падре Климента свет входил притеняемый лёгкими тканными занавесками в пол окна. Огюста стояла в некоторой растерянности посреди этой довольно просторной комнаты и озиралась по сторонам, когда падре озабоченно пощипывавший её всю дорогу за зад в порыве страстей припал перед ней на четвереньки и обнял за талию: