Василий Сахаров: Правда людей

Все мы замерли и посмотрели на Деева, который был бледен, словно сама смерть. В глазах адъютанта плескалось безумие и в его руках находилось два пистолета с насадками ПБС. Он оказался предателем — это понятно. Но как так случилось, что Витя Деев, этот отчаянный боец, сдал Генерала, который ему словно отец? Непонятно.

Моя правая ладонь зашла за спину, и я приготовился к тому, чтобы выхватить ПСС. Ну, а Карпов, которому адъютант прострелил колено, прошипел в сторону Деева:

— Почему?

Витя все понял и, не спуская с нас глаз, прохрипел:

— Так сложилось, Владимирович, не обессудь… У меня жена и ребенок нашлись, и они у америкосов. В общем, сам понимаешь, я оказался перед выбором. Либо вы все и этот чемоданчик, — адъютант кивнул на кейс Генерала, — попадаете в лапки звездно-полосатых, либо моих близких распотрошат на органы. Извини.

— Но тебя же все равно грохнут…

— Знаю. Однако жена и ребенок будут жить… Это мне обещали…

— Сука!

Карпов слегка приподнялся и плюнул в Деева. Капитан на долю секунды отвлекся и это был шанс. ПСС, словно сам по себе, лег в мою ладонь и, прыгая в сторону, я выстрелил.

— Бах! Бах! — пули впились в грудь Гоши, а затем меня отбросило назад. Деев боец хороший и опытный, тоже успел отстреляться. Но все же я его достал, и теперь у камрадов появилась возможность выжить…

Моя голова соприкоснулась с бетонным полом, и на какое-то время я потерял сознание. Однако вскоре очнулся оттого, что меня тормошили.

Открыл глаза. Тот же самый штабной подвал. Все в пороховом дыму и обе двери приоткрыты. Возле одной Мага Исмаилов и отец Федор, а возле другой Миша и Эдик. Камрады вооружены штурмовыми автоматами и ведут огонь по коридорам. Рядом лежат тела убитых, Вити Деева и Красновой, а надо мной, стоя на одном колене, навис Карпов.

— Что, Генерал, — прошептал я, — все плохо?

— Да, Нестер, последний парад наступает. Пути отхода перекрыты, охрана перебита и нам конец.

— Стремно…

— Согласен. Но речь не об этом. Ты можешь отсюда вырваться…

— Нет… В плен не хочу…

— Не об этом речь. — Карпов подтянул к себе уже раскрытый кейс, в котором моргали разноцветные светодиодные лампочки, а затем схватил мою правую ладонь, и натянул на нее что-то вроде игровой перчатки с проводами. — Объяснять некогда, Нестер, у нас меньше минуты… Наемники вот-вот газ пустят, и я здесь все взорву… Потом сам тему поймешь… Просто прими как данность, что ты вернешься назад и запомни… Проект «Параллель»… Создатель Геннадий Сальников из Екатеринбурга… Если что, то не упусти парня — он талант… Прощай!

Карпов потянулся к чемоданчику, и я попытался просипеть:

— Подожд…

Я не договорил. Мое тело сотряс сильнейший электрический удар и, чувствуя, что начинаю гореть, я вновь провалился в спасительное беспамятство.

Заложив руки за спину, генерал-майор Нестеров стоял у окна своего кабинета, и с высоты седьмого этажа смотрел на улицу. Внизу проносились автомашины, самые разные, но в основном дорогие иномарки — центр столицы и здесь по определению не могло быть обшарпанных колес из провинции. Вдоль домов потоком шли люди, и все они куда-то спешили. Обычная суета, которая стала для него, высокопоставленного офицера ФСБ, привычной, хотя родился и вырос Нестеров в глухой уральской деревушке, где жизнь текла тихо и размеренно, а люди были крепкими и спокойными работягами. По тем далеким временам он скучал. И каждое утро, прежде чем приступить к работе или отправиться на очередное совещание, Нестеров несколько минут стоял возле окна, сравнивал свою малую родину и Москву, а затем, забывая, что родная деревня спилась еще во времена проклятой Перестройки, приходил к выводу, что в провинции народ крепче и основательней. После чего он улыбался, быстро настраивался на деловой лад, планировал распорядок дня и только потом окончательно включался в работу.

Вот и сегодня, широкоплечий и коротко стриженный русоволосый мужчина в дорогом костюме от модного итальянского портного, золотыми швейцарскими часами на руке и сделанных на заказ мягких удобных туфлях, повторил свой ежедневный ритуал. Однако тема, которая этим утром занимала его, была неприятной. Она никак не желала отпускать Нестерова, и потому глаза генерала сузились, губы крепко сомкнулись, а пальцы с набитыми костяшками сжались в кулаки. И если бы его увидел кто-то из подчиненных, который знал генерала давно, то он решил бы, что настроение у начальника хуже некуда, и оказался бы прав. Иван Егорович Нестеров был зол и злился он, как ни странно, на самого себе. Ну, а причина находилась на поверхности. Генерал был недоволен тем, как прожил свою жизнь, по крайней мере, последние пятнадцать лет. Поэтому он пытался понять, где и когда совершил ошибку…