Дмитрий Старицкий - Фебус. Принц Вианы (СИ)

Не бывает в бреду таких запахов…

Вторая бородатая рожа в клоунском бархатном берете с длинным пером цапли застила мне небо.

— Сир, если вы нас видите, то хоть моргните нам, — сказал он вежливо и слегка манерно.

Я моргнул. Мне не жалко.

Неожиданный громкий крик радости нескольких десятков глоток моментально распугал всех птиц в округе.

— Как только лошади отдохнут, мы сразу найдем тебе лекаря, — пообещал тот разбойник, что с повязкой на глазу. — Кони сильно устали. Все же больше пяти лиг* от Плесси-ле-Тура отмахали на всем скаку без остановки. Зато, Феб, оторвались мы от них. Теперь все будет хорошо. Не достанет нас уже Паук.

«Все будет хорошо», — повторил я про себя, сомкнул веки и неожиданно для себя заснул. Отрубился. По-другому не скажешь.

Никуда дальше меня не повезли, хотя и обещали. Проспал я оставшийся день и проснулся, когда в сгущающихся сумерках бандиты уже вовсю костры палили с искрами дл неба и дух вкусный от котелков по поляне пополз. Желудок заставил меня вернуться в этот мир иной.

Не мой мир.

Совсем не мой.

Все вокруг какое-то не мое.

Все эти люди, что сейчас кучкуются около меня, совсем не похожи на расплодившихся у нас в последнее время реконструкторов — железячников. Тех я богато видел. Особенно на попытках получить от меня халявную консультацию по доспехам и холодному оружию. И на фестивали свои они меня часто зазывали водочки попить. В жюри по аутентичности исторического костюма и оружия посидеть. Так вот, у каждого реконструктора хоть что-то с собой современного, да есть. Сигареты там, мобильник, флешка на шее, обувь, наконец. В лесу они современную обувь носить предпочитают исторической. Просто потому, что в ней удобнее.

От этих же мощно прет неподдельной аутентичностью. Особенно по запаху.

Запаху…

Вот от котлов на кострах тянет родным таким запахом каши с копченостями. А от людей нет. Не по-нашему от них воняет. Нет даже следов употребления ими какого-либо парфюма. Так пахло, помню от механизатора в колхозе, который в страду с поля полторы недели не выбирался. И то солярный выхлоп все перебивал.

Запах варева заставил урчать живот. Так жрать в своей жизни я хотел только в армии. Точнее, в военно-морском флоте. Хотя какой там флот — ремзавод на Белом море в Богом забытом городке. Днища кораблей отдирали от всякой наросшей на них дряни — вот и вся служба. Страшная эта воинская часть была для срочника. Работа каторжная по десять часов, от которой гражданские даже за большие деньги отказывались. Выходной один — воскресенье. Праздник. Обязательно — спортивный. Уставщина пополам с дедовщиной, отполированные уркаганскими «понятиями». Половина личного состава приходила служить прямо из колоний «малолеток» готовыми «правильными пасанами». Но все же, при маршале Брежневе нас, и одевали тепло, и кормили хорошо, только давали мало. А до двойной порции я всего полтора сантиметра ростом не дотянул. Даже в этом я неудачник по жизни оказался.

А тут, поди, разбери вот так навскидку.

Кто меня везет?

Куда меня везут?

Откуда меня везут?

И главное — зачем?

Люди мельтешили в отдалении между костров, о чем-то радостно переговариваясь. Прикладывались к бурдюкам. Видно было, что они вполне довольны и собой, и окружающее их обстановкой.

Мимо меня пробегал худощавый, но широкоплечий парнишка с охапкой хвороста в руках. Лет шестнадцати. Голубоглазый. Безбородый и безусый. Одет в длинную рубаху почти до колен и узкие штаны чуть ниже колена со шнуровкой по бокам. Бесформенные боты из кожи и обмотки до середины голени. На голове суконный бургундский колпак — шаперон, типа башлыка со свисающим на спину длинным концом, переходящий в оплечье примерно до середины груди с завязками на шее. Красного цвета. Пояс широкий толстой кожи. На поясе висит солидный такой тесак-свинокол сантиметров сорока в потертых ножнах. Рядом тощий кошелек-мошонка болтается на завязках. И какие-то крючки еще бронзовые на поясе.

— Стой, — сказал ему.

Вышло хрипло и тихо.

Однако парень тут же присел рядом на колени, и, склонив голову, произнес.

— Слушаю, сир.

— Ты кто?

— Как кто? — удивился неподдельно, скосив белесые глаза к носу.

— Имя у тебя есть? — продолжил я допрос.

— Микал, — отозвался тот и пояснил. — Ваш раб, сир.

Раб?

Мой?

Офигеть, дайте два.

— Зеркало есть? — потребовал у парня.

Раз так охотно слушаются то надо требовать, а не попрошайничать. Ибо не фиг.