Дмитрий Старицкий - Принц Вианы

Наверное, все видели знаменитый кадр кинооператора Сергея Урусевского в фильме «Летят журавли», когда красиво так крутятся кроны деревьев на фоне облачного неба. Так вот, кроны не крутились, вернее — перестали уже кружиться и тихо проплывали надо мной пробиваемой солнечными лучами нескончаемой зеленой аркой, под мерный топот копыт по мягкой земле и всхрапывающее отфыркивание лошадей. Впрочем, лошадей я не видел, только слышал. Их, и еще дятла, где-то выбивающего морзянку по дереву. Потом и остальные звуки летнего леса стали отчетливо слышны.

И запахи.

И это было странно.

Особой странностью для меня казалась яркая зрелая листва на деревьях. Зеленая.

Я лежу, и меня слегка мерно раскачивает, как на лодке. Лежу навзничь лицом кверху и потому вижу только яркое небо и солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву.

И остро пахнет конским потом.

А ведь так быть не должно.

Во-первых, сейчас зима. Точнее — март, конец зимы в наших широтах. И в нынешнем году март по снегопадам отдувается за весь сезон. В любом случае деревья должны быть голыми.

Во-вторых, я ехал в маршрутке рядом с водителем. СИДЯ!

Вот то что голова бинтами замотана, так это вроде как нормально. Маршрутка прямо перед нужной мне остановкой на брусчатом спуске хорошо так влетела под длинную цистерну седельного тягача, выворачивающего с бензозаправки фирмы «ПукОйл» — собственности местечкового олигарха Геннадия Пукина. Влетела со всей южной гастарбайтерской дури водятла, на полной скорости.

И сразу вокруг — стена огня…

А что потом — не помню…

До музея, где работаю хранителем, я так и не доехал. И будущая выставка средневекового оружия, которой руководство собиралось слегка поправить свои финансы, осталась без куратора.

Странное занятие в наше время для мужчины — работать в музее. Да? А куда деваться пятидесятипятилетнему кандидату исторических наук, у которого нет никакой способности к коммерции и который по возрасту никому из новых хозяев жизни не нужен. По определению. «Балласт», как обозвала меня жена, улетая к новым горизонтам через океан. Там ей дали грант и лабораторию в Канаде за то, что она вывела бактерии, которые жрут что попало, а гадят каким-то сверхчистым веществом. Нашему же государству сверхчистое вещество оказалось без надобности, как и собственная история. А за океаном своих историков — как собак нерезаных. На всех грантов не хватает. И дают их только тем, кто правильно понимает линию правящей партии.

Да и люблю я свое дело.

С женой уже пятилетку живем через океан. Общаемся через «Одноклассников» не совсем как чужие, но так — слегка знакомые. Двадцать пять лет брака как бы и не было. Если и были у нас какие чувства, то давно сплыли. Особенно после смерти сына.

Сын погиб в Чечне.

Посмотрел пацан на шибко ученых родителей, что годами мозги сушили, диссертации-дипломы защищали, деньги тратили на книжки, которые разве пара десятков людей читают, и на то, что это им в итоге это дало, да и подался после школы в ОМОН. Там сразу командировка в Чечню. В спокойное вроде бы время. Все войны за «наведение конституционного порядка» уже закончились. А вот поди ж ты…

Привезли нам кровиночку в тяжелом ящике, оббитом оцинкованным листом, даже поглядеть на него в остатний раз не дали. Разве что похоронили по-человечески. С воинскими почестями, как павшему бойцу и положено…

Думанья мои прервал повелительный гортанный окрик.

Все вокруг остановилось.

Меня сняли с носилок, что были закреплены между двумя огромными лошадьми, и опустили на траву, покрытую только коричневым шерстяным плащом. Второй такой же под голову свернули. А лошадок увели.

Кто-то сразу фляжку к губам поднес. Кожаную такую, в форме мошонки. Даже не фляга это, а маленький бурдюк. Приподняли и дали попить из горла. Оказалась вода, подкисленная либо уксусом, либо плохим вином.

Окружили меня бородатые, откровенно бандитские рожи. По-другому и не скажешь. Особенно этот с флягой в руке, у которого кожаная повязка на левой глазнице. Просто пиратский капитан Воробей. Только видок брутальней.

— Феб, ты как, живой? — спрашивает он, скаля крепкие белые зубы.

Меня, кажется, спрашивает.

Язык по звучанию не русский, совсем не похож на европейские языки, которые я знаю, но я его как-то понял. Но решил пока не отвечать: вдруг ошибся я в чем или разобрал что не так. Лучше я пока «овощем» прикинусь. Огляжусь тут по-тихому. Глядишь, непонятки сами собой и рассосутся.