Михаил Королюк - Инфильтрация

На какое-то время над нами повисла задумчивая тишина, лишь со стороны аэропорта доносился приглушенный рев прогреваемых самолетных двигателей. Потом Светлана Николаевна продолжила:

— За два первых месяца войны в дивизии народного ополчения ушло более ста тридцати пяти тысяч добровольцев. И это без учета тех, кого призвали в соответствии с призывными планами военкоматов. К ним добавьте еще девяносто тысяч человек, которые не дошли до фронта, но были готовы принимать участие в уличных боях, если бы фашисты прорвали рубеж Пулковской обороны и вошли в город. Об этом мало известно, но когда здесь, на Пулковских высотах, шли ожесточенные бои, в городе формировались новые батальоны добровольцев, предназначенные для ведения уличных боев. В связи с острым дефицитом вооружения на складах этих батальонов лежали охотничьи ружья, немного гранат, бутылки с зажигательной смесью, кинжалы и пики… В состав этой последней линии обороны брали добровольцами уже и женщин с подростками. Вдумайтесь! — воскликнула она горячо, и голос ее зазвенел. — Женщины и подростки, готовые воевать на улицах своего города с фашистами кинжалами и пиками! Да немцам просто повезло, что они не вошли в город, Сталинград был бы здесь! Они бы никогда не получили Ленинград! Никак!

Ветерок шевельнул мне волосы на затылке. Или не было ветра?

— А теперь посчитайте сами: население города составляло около трех миллионов. Мужчин — половина. Из них вычтите детей и стариков, мобилизованных в кадровую армию и тех, кого просто не отпустили с заводов на фронт как незаменимых специалистов. Получается, что каждый третий мужчина ушел добровольцем на защиту своего города. Вот так-то, детки… Каждый третий! Добровольцем! Готовый умереть! Вот что такое был мой Ленинград. — Она с какой-то тоской и недоумением обернулась и посмотрела на город вдали, потом глуховато продолжила свой рассказ: — Проблем было много. Даже не недостаток вооружения — худо-бедно, но дивизии оснастили и пулеметами, и артиллерией, и связью, а острая нехватка кадровых командиров, знающих, как организовать ведение боевых действий. В среднем на полк приходилось по три кадровых офицера, их выгребали по сусекам. К примеру, командир моего стрелкового полка пришел с должности командира дисбата округа. Хороший командир оказался, воевал с выдумкой, мог и сам, когда надо было, пойти в атаку. А после войны делал «Войска дяди Васи». Знаете, что это такое? — улыбнулась она.

— Знаем, — откликнулся я. — Кто не знает, расскажу.

— Во-от… — продолжила Светлана Николаевна. — Дядя Вася — это тот самый командир третьего полка первой дивизии народного ополчения Василий Филиппович Маргелов, первый командующий ВДВ. Было принято решение, — возобновила она рассказ, — формировать из добровольцев, тех, кого не могла принять по штату кадровая армия, дивизии народного ополчения. По мере формирования они отправлялись на фронт навстречу врагу. Всего в Ленинграде было сформировано десять дивизий народного ополчения. Это не считая отдельных более мелких частей — например, было сформировано, преимущественно из спортсменов, несколько десятков отдельных разведывательно-диверсионных рот и батальонов, которые подолгу действовали в тылу врага. И все дивизии — все! — воевали беспримерно героически. Приведу ради примера свидетельства из донесений и дневников фашистских генералов. — Она вытащила из кармана листок и зачитала: — Командование пятидесятого армейского корпуса, наступавшего на гатчинском направлении, так характеризовало советские войска: «Многие воинские соединения то ли по убеждению, то ли под давлением комиссаров сражаются очень хорошо и сопротивляются до полного их уничтожения». А фашистский генерал Шмидт, командовавший тридцать девятым моторизованным корпусом, что воевал на южном побережье Ладожского озера, жаловался Гитлеру, что «большевистское сопротивление своей яростью и ожесточенностью намного превзошло самые большие ожидания». Другой генерал рапортовал в ставку, что «ввиду упорнейшего сопротивления обороняющихся войск, усиленных фанатичными ленинградскими рабочими, ожидаемого успеха не было». А вот запись из дневника еще одного генерала: «Русские — как фанатики. Они бьются за каждый метр земли. Нас прижимают к земле, не дают выпрямиться. Такого ада мы не видели в Европе»…

— А у нас что, не Европа? — недоуменно подняла брови Аня. — У них по географии что в школе было, у этих генералов?