Алгис Будрис - Теперь не встретимся вовек

Он пошел по направлению к Унтер ден Линден. Профессор отнюдь не был уверен, что в своем теперешнем состоянии сумеет добраться туда пешком, но ему поневоле придется миновать самые знакомые места города — и, возможно, он сумеет получить некоторое представление о том, что же здесь произошло.

Кемпфер подозревал, что аппарат вполне мог закинуть его в один из тех вероятностных миров, где Германия проиграла войну. Отличие неизмеримо драматичное, однако исключать такой возможности было нельзя: разумеется, он пытался добиться максимальной точности, однако первая модель любого оборудования никогда не обходится без недостатков.

Чем дальше он шел, тем больше отталкивало его окружающее, и профессор начал впадать в уныние.

Ничто здесь не осталось неизменным. Даже расположение улиц оказалось чуточку иным. Повсюду виднелись новые дома — новые в таком же стиле и исполнении, которые делали их старыми в самый день окончания строительства. Это был тот вид тотальной реконструкции города, который местные власти, несомненно, настойчиво рекламировали под девизом: тем хорошо, что ново — ибо утверждение, будто подобное домонатыкательство не хуже старого Берлина, могло вызвать лишь горькую усмешку.

Люди на улицах были мрачные, бедно одетые, и все сплошь с серыми лицами. На профессора и его костюм они поглядывали безучастно, и лишь одна женщина, обремененная сумкой, полной угловатых пакетов, обернулась к своему поразительно на нее похожему спутнику и пробормотала что-то насчет экстравагантной американской одежки.

Слова эти испугали Кемпфера. Что же это была за война, если в Берлине пятьдесят восьмого года все еще ненавидят американцев?

Сколько же она должна была продолжаться, чтобы исчезло так много старых домов? И ведь даже новым зданиям было как минимум несколько лет. А почему — американец? Почему не англичанин? Или француз?

Он брел серыми улицами, ошеломленно взирая на этот мрачный Берлин. Ему встречались люди в мятых форменных фуражках, облаченных в тонкие синие рубашки, коричневые брюки и дешевые сапоги; они носили нарукавные повязки с надписью: народная полиция. некоторые из них нынче утром явно не озаботились побриться или сменить рубашку.

Штатские искоса поглядывали на них, всем видом показывая, будто вовсе не замечают. По неопределенной, но хорошо запомнившейся причине профессор Кемпфер проскальзывал мимо них, стараясь по bnglnfmnqrh не привлекать внимания.

Всеми силами переутомленного разума он пытался осмыслить увиденное, однако отсутствовала точка отсчета. Ему даже пришло в голову, что война идет до сих пор — война с невообразимыми союзниками и немыслимыми противниками, и все ресурсы брошены в зверскую, упорную борьбу без надежды на победу, да и на поражение, и в будущем видится лишь бесконечное, все усиливающееся напряжение.

Повернув за угол, он увидел кургузый военный автомобиль и солдат в мешковатой форме, с красными звездами на фуражках. Они стояли под потрепанной вывеской, где над несколькими строчками неудобочитаемой кириллицы значилось по-немецки: Внимание! Вы покидаете оккупационную зону СССР. Вы входите в американскую оккупационную зону. Предъявите документы.

Боже правый! — подумал он, отшатнувшись. — Большевики! И он — по их сторону границы. Профессор почувствовал, как натянулась на лице кожа. Он резко повернулся, замер на мгновение, а потом неверной походкой пустился обратно — туда, откуда пришел.

В этот мир он явился не на удачу. Конечно, он не осмелился захватить с собой каких-нибудь вещей из своей квартиры. Сделать этого было нельзя, потому что фрау Риттер послеживала за ним. Не ожидал он и того, что здесь смогут пригодиться его рейхсмарки. Он обеспечил себя, надев на пальцы два кольца с бриллиантами. Теперь ему придется разыскивать ювелирный магазин. Иных трудностей профессор не ожидал.

Он допускал, что Германия может проиграть войну. Одна уже была проиграна на его памяти. Но по идее через пятнадцать лет это должно быть известно лишь историкам.

Профессор Кемпфер обдумывал все это медленно и методично. И даже не предполагал, что советская застава может отрезать его от района ювелирных магазинов.

Близился вечер, и становилось холодно. Кемпферу подумалось, что погода здесь стоит совсем не такая теплая, как в его Берлине. Он подивился тому, что военное поражение могло сказаться на погоде, однако главным было то, что его бил озноб. Теперь он привлекал внимание не только костюмом, но и отсутствием пальто.