Рябинин Б.С. - ЗАБЫТЫЙ СКАКУН

Однако всего этого было еще недостаточно. Большая часть этих производителей находилась в близком родстве между собой. Глобус и Бегония лучшая пара по матери были братом и сестрой. Длительное родственное разведение могло привести к тому, что порода, вместо подъема, начнет вырождаться. Поэтому уральцы предприняли дополнительные поиски: искали малоизвестных или совсем неизвестных лошадей русской, верховой породы, которые когда-либо были почему-то признаны неудачными и не попали в племенные списки. Они не могли претендовать на звание чемпионов, но в них текла кровь русских верховых, и этого было достаточно, чтобы они оказались полезными для заводских целей. Эти поиски тоже увенчались успехом. Только из Троицкого зерносовхоза были приведены четыре матки, полупородные, на рысистой основе. То были Окраса и Октава, происходившие от Ожерелка, и Игла и Индия – от Интереса. Уже в следующем году от них и Браслета были получены три жеребенка, весьма типичные, хороших, правильных форм.

Весной 1943 года на заводе получили первых девятнадцать, очень близких к желаемому типу, жеребят. В новом году эта цифра значительно увеличилась. Тогда же родившиеся в 1943 году были направлены на Украину, в восстанавливаемые конные заводы, – кобылицы в госпроизводство, жеребята – в тренинг.

Так началась работа по восстановлению русской верховой породы – на Урале. Дважды произведенная на свет и дважды рассеявшаяся, она снова должна была удивить мир красотой своих форм и своими высокими хозяйственно полезными качествами. От Аравии до Урала так можно охарактеризовать извилистый и трудный путь этой сложной и претерпевшей столь необычную судьбу породы.

После разгрома немецко-фашистских войск и крушения гитлеровского государства наши представители искали увезенных лошадей по всей Германии, но нашлось очень немного. Все, что было достигнуто за эти годы по восстановлению русской верховой лошади, было сделано заново у себя дома, внутри страны.

На завод прибывали люди. Приехал знаменитый тренер и жокей Николай Михайлович Лакс, участвовавший в скачках в Петербурге, в Варшаве и в других крупнейших городах, два сына которого Николай и Анатолий — тоже стали известными жокеями и успешно скакали в Москве. Приехали другие крупные специалисты в области разведения и выращивания породистых лошадей. Однако не этим людям принадлежит честь возрождения русской верховой. Когда наши войска освободили Украину и другие временно захваченные врагом советские районы, они уехали с Урала, чтобы продолжать прерванную работу на прежнем месте. Честь восстановления русского скакуна принадлежит, прежде всего, тем уральцам, которые первые поняли важность и необходимость этой работы и первые приступили к ней, взяв на себя инициативу организации специального хозяйства в системе Уральского треста.

Лакса и других старых специалистов интересовала главным образом спортивная сторона дела. Соколов и его товарищи поставили перед собой задачу – вывести не только спортивную, но и полезную в хозяйстве лошадь. «Надо, – говорил Соколов, – чтобы наша лошадь, и скакала на ипподромах, и имела оборонное значение».

Эта честь принадлежит и тем юношам и девушкам – главным образом девушкам, – которые в трудное военное время, когда не хватало рабочих рук, пришли на завод и настолько свыклись с новым для них делом, что не захотели расстаться с ним и после войны. Молодые крестьянские девушки ходили за племенными жеребцами, чистили их, выводили из денников. Это было новое явление в коннозаводстве. Весной обычно жеребцы делаются свирепыми и легко могут покалечить неосторожного конюха; справиться с ними впору только здоровому, сильному мужчине. Но девушки – Маруся Харина, Евдокия Черняева, Арминун Эрьян и другие – так хорошо научились обращаться с горячими и сильными животными, что за все эти годы на заводе не произошло ни одного несчастного случая. В период выжеребки девушки не уходили из конюшен, пока не появится жеребенок. Родители вынуждены были приносить обед дочерям в конюшни.

Непосредственное руководство этой работой на заводе, по плану, составленному в Управлении треста, принял на себя молодой начкон (начальник коневодства, он же – старший зоотехник) Константин Львович Караваев. Сын кавалериста и сам лихой кавалерист, он в 1937 году окончил Московский зоотехнический институт коневодства и с этого времени посвятил себя служению коню – благородному другу человека. Он работал в Башкирии, когда Соколов предложил перебраться для постоянной работы на 118-й завод, чтобы заняться разведением русских верховых лошадей. В Талом Ключе молодой начкон узнал печальную судьбу этой породы, она взволновала его. А красота верховых коней поразила и очаровала его. Теперь он не видел для себя другой цели, кроме той, как вместе с другими энтузиастами этой породы добиться, чтобы она, эта порода, снова предстала во всей красоте и силе. В своей квартире в большом светлом доме под березами, стоящем на окраине центральной усадьбы завода, он повесил на видном месте портрет Ашонка – черного как уголь жеребца с злой «щучьей» пастью и огненными глазами, на другой стене поместил старинную, подаренную ему отцом гравюру, изображающую Барса 1-го и едущего на санях Орлова, в простенках разместил еще десятка два фотографий и зарисовок с разных знаменитых лошадей и дал себе слово, что не уедет отсюда до тех пор, пока русская верховая порода не будет восстановлена.