Джеймс Гарднер - Три слушания по делу о наличии змей в крови человека

— Ваше Святейшество, — спросил Бен-Жакоб, — может быть, будет лучше, если суд издаст… предписание, запрещающее изготовление увеличительных устройств, пока церковь не вынесет своего решения?

— Совсем наоборот, — возразил Септус. — Думаю, церковь должна сделать такие устройства доступными для заинтересованных лиц. Пусть сами посмотрят.

Патриарх улыбнулся. Бен-Жакоб вряд ли поймет этот шаг. Запрет увеличительных устройств лишь подхлестнёт интерес вольнодумцев, которые начнут их изготовлять тайно. С другой же стороны, свободный доступ к таким устройствам привлечет любопытных к церкви, а не отвратит их от нее. Всё равно проблема заинтересует лишь праздных богачей, у которых есть время задумываться над тайнами бытия. Подавляющее большинство мирян — крестьян, конюхов, горняков — никогда о ней и не услышат. А если и услышат, то тут же и забудут. Крошечные животные — любопытная диковинка, но не имеют никакого отношения к реальной жизни.

Ещё один перерыв для молитвы, и Левенгука увели к церковным книжникам — учить их строить увеличительные приборы. Он выглядел довольным таким оборотом дела: мало того, что избежал смерти за еретические домыслы, так ещё и получил возможность показать другим то, что видел сам. Септус встречал множество таких людей: словно дети, что собирают на берегу разноцветные ракушки, они бесконечно признательны любому, кто проявит хоть малейший интерес к их бесценным сокровищам.

Когда к полудню суд закончил своё заседание, Септус забрал первый увеличитель Левенгука в свои апартаменты. Добыть кровь труда не составило: укол булавкой — и Патриарх получил образец для исследований. Нетерпеливо приник он к окуляру, настраивая резкость так же, как делал это с телескопом.

Микроскопические животные. Скажите на милость…

Крошечные, крошечные живые существа. Бесчисленные их стаи, плавающие в его собственной крови. Что за чудо явил нам Господь! Твари разных форм и размеров, что наверняка охотятся и пожирают друг друга, как рыбы в океане.

А змеи? Сейчас это казалось не столь уж важным. Однако же… что-то смутно-туманное, до того неясное, что могло быть обманом напряженного зрения, нечто тонкое, как волос, проскочило на самой грани восприятия через поле зрения микроскопа.

И пропало.

Ее Британское Величество Анна VI любила Звездную палату. Да, на протяжении последних пяти столетий она видела немало чудовищных злоупотреблений и несправедливостей, когда после скоротечного тайного разбирательства не менее тайно лишались жизни люди, которые, возможно, были виновны в гораздо меньшей степени, нежели монархи, занимавшие судейское кресло; однако даже и в просвещенной Империи сохранялась необходимость в подобного тайных рода слушаниях. С одной стороны стола — королева, один из ее подданных — с другой… это создавало атмосферу дружеской встречи, когда в приватной беседе можно обсудить и — тем или иным образом — устранить любые разногласия.

— Ну что ж, мистер Дарвин, — произнесла она, когда был подан и разлит чай, — похоже, вы разворошили целое змеиное гнездо, не так ли?

Сидевший напротив нее чрезвычайно бородатый мужчина ответил не сразу. Он тронул ручку своей чашки, словно вопрос — пить или не пить чай — занимал его сейчас больше всего; затем сказал:

— Я просто говорил правду, мадам… какой ее увидел.

— Однако разные люди видят разную правду, так ведь? И многих весьма огорчили вещи, о которых вы говорили, как о реально существующих. Вы ведь в курсе, что это вызвало некоторые… недоразумения.

— Мне известно о беспорядках, мадам. Несколько раз они происходили в опасной близости от меня. И уж конечно, мне не раз угрожали расправой.

— В самом деле, — Анна взяла тоненький ломтик намазанного маслом хлеба и задумчиво откусила крошечный кусочек. Почему-то ей всегда доставляло удовольствие есть в присутствии обвиняемого здесь, в Звездной палате; у самих же обвиняемых в это время обычно совсем не было аппетита. — Именно из-за этих угроз мы и пригласили вас сегодня сюда. Скотланд-Ярд уже не справляется с вашей охраной, а сэр Освальд начинает задумываться, стоит ли ваша жизнь таких усилий.

Она все-таки получила ожидаемую реакцию — рука Дарвина застыла на ручке чашки, а кровь отлила от лица.