Андрей Посняков - Посол Господина Великого

— Ах, вы ж, песьи дети, да чтоб вам! — выбравшись из подтаявшего сугроба, пришедший в себя прохожий обрушил на незадачливых всадников потоки отборных ругательств, периодически, с большим знанием дела, перемежая ругань проклятиями, тоже отборными. Где и научился-то?

Что-то знакомое почудилось Олегу Иванычу в его согбенной, но еще крепкой фигуре. Глянул внимательней… Боже!

— Батюшки, никак Пимен-отче!

— Обознался ты, человече, — сразу же отвернулся прохожий. — Какой я тебе Пимен?

— Не обижайся, прошу. Пойдем лучше винца с нами выпьем.

— Делать мне нечего, вино с вами пить, шильниками, — снова заругался прохожий. Однако в корчму пойти согласился…

Да, все-таки профессиональное чутье не обмануло Олега Иваныча, случайный прохожий оказался именно Пименом, еще недавно весьма влиятельным человеком канцелярии Софийского дома, недавно обвиненным — быть может, облыжно — в мздоимстве, симонии и прочих грехах.

— Ты на меня зла-то не держи, господине, за поруб, — хлебнув из чарки стоялого меду, грустно улыбнулся Пимен. — То не корысти ради… А вот ныне и сам — шпыня вместо… — бывший ключник вздохнул. — Феофила тож не виню… передай, когда встретишь. Не сладок теперь хлеб владычий, ох, не сладок. Гришаня-отрок в порубе? За глумы, поди… Нет? За деньги бесчестные? Ну и ну. Чудны дела твои, Господи.

Выпив еще пару чарок, Пимен начал прощаться. Вышел следом и Олег Иваныч. Проводить, уважить.

— Ты вот что, человече, — спускаясь с пустого крыльца, замедлил шаг ключник. — О тех деньгах бесчестных еще Иона-покойничек знал, доходили слухи. С Обонежья они в город идут, да тот путь, видно, кружный. А вот на Обонежье откуда они? То должен был Олекса-ушкуйник вызнать, Ионой посланный. Да сгинул неведомо где, как и Онисифор-инок.

Олег Иваныч вздрогнул, зримо вспомнив тот далекий летний вечер. Деревенский клуб, сбитого лесовозом подростка, рощинский мотоцикл, погоню. И Тимоху Рысь с козлобородым Митрей…

— Про Олексу скажу так: боярыня Софья должнa б что знать, — понизив голос, сообщил Пимен и, перекрестившись, быстрым шагом вышел за ворота корчмы.

Софья? Интересно, при чем тут Софья? Очень интересно.

С Софьей продолжал встречаться Олег Иваныч, а как же… Только все реже и реже. И не потому, что разонравилась ему боярыня или он ей… Прусской улицы бояре да слуги боярские слухи разнесли, один другого гнуснее. Дескать, ходит к Софье на двор худой мужичаха, специально для утех любовных нанятый. Олег Иваныч самолично такое слыхал от одного из служек да от агента своего Меркуша, что пономарил в церкви Михаила на Прусской. Все реже заходил к боярыне — видел, мучается Софья от слухов тех, хоть и вид держит, будто нипочем ей.

А вот теперь официальный повод Софью навестить появился. Радоваться аль нет тому — Олег еще не знал.

Падала с крыш капель, синее с редкими розоватыми облаками небо, дышало весною. В куче преющего навоза, у лужи, весело чирикали воробьи. С Торга доносились зазывные крики продавцов и азартная громкая ругань. Из корчмы показался наконец Олексаха.

— Вот что, Олександр, — задумчиво произнес Олег Иваныч. — Полечишь свою Настену — к вечеру скачи на вощаника Петра усадьбу, поищи Сувора. Ежели сыщешь, — Олег Иваныч нехорошо усмехнулся, — мы с ним особо поговорим.

— А ежели как не сыщу Сувора-то?

— Хотя б узнай, где он быть может.

Кивнув, Олексаха вихрем взлетел в седло. Проводив его взглядом, Олег Иваныч подкормил каурого прикупленным тут же, в корчме, овсом и медленно поехал к палатам посадника.

Суд, за отъездом князя, Михаила Олельковича, отправлял лично посадник Дмитрий Борецкой — довольно молодой еще, осанистый мужчина, с густой, падающей на грудь бородой и хмурым отечным лицом. По всей палате на лавках сидели видоки — бояре, да по трое от концов, и судейские дьяки. От жарко натопленной печки парило.

Подсудимый Григорий грустно стоял в углу со скованными толстой железной цепью руками. Увидев Олега Иваныча, чуть воспрянул духом, даже попытался улыбнуться.

— Признаешь ли ты, человече Григорий, что вместе с казненным вощаником Петром занимался деланием бесчестных денег? — глухим голосом вопросил посадник.

— Нет, не признаю, — Гришаня отрицательно качнул головой.

— Тогда откуда ж у тебя в одежде бесчестные деньги? — язвительно осведомился с лавки кто-то из дьяков.

Отрок вздохнул, ничего не ответив. Кабы знать — откуда…

— Довожу до сведения уважаемого суда, что имение с собой бесчестных денег еще не означает их делание! — поклонившись, возразил Олег Иваныч, добавив, что все аргументы против Гришани весьма скудные. Кроме зашитых в кафтан фальшивок, честно говоря, и нету более ничего!