Лазурин Вячеслав - Уберзольдат Аненербе

— Эрих, мальчик мой, ты слышишь меня?

Голос другой, тоже мужской. Его тревожный тон несколько рассеивает тьму в моих глазах. Я лежу на просторной кровати, с пухлой подушкой и толстым одеялом. Абсолютно голый, если не считать многочисленных бинтов. Двое пожилых мужчин, склонившихся надо мной, настороженно смотрят на меня. Оба — в одинаковых элегантных костюмах и тщательно зализанными направо седыми волосами. Обратившийся ко мне, с козлиной бородкой и в очках, наклоняется еще ближе:

— Я профессор Клаус фон Обенкрут. Для тебя это что-то значит?

— Я пришел убить тебя.

— Верно. А что еще?

— Ты создал меня.

— А зачем?

— Я… не знаю…

— Хм, — улыбается мой творец, — все в порядке, Освальд, все в порядке… Можешь идти накрывать на стол.

Тот, кого назвали Освальдом, больше не прячет за спиной оружие (какую-то смутно знакомую спиральную трубку), облегченно вздыхает и удаляется из комнаты. Окончательно прояснившееся зрение позволяет осмотреть ее всю. Бархатные шторы на окнах, шкафы с книгами, пара картин Дюрера. Прямо над моей кроватью — портрет Гиммлера.

— Я распорядился перевести тебя в мою комнату, — оборачивается, уходя, фон Обенкрут, — не мог допустить, чтобы ты оставался в изоляторе. Ты ведь как сын мне, мальчик мой…

Его слова кажутся до боли искренними, почти печальными. Только меня это почему-то никак не пронимает.

— Что произошло? Я ничего не понимаю!

— Всему свое время, Эрих. Одежда на стульчике. Спускайся вниз — поговорим за столом.

Делать нечего, что бы ни ожидало меня впереди, одежда точно не помешает. Только прежде необходимо сорвать бинты с заживших ран. С торса, бедер, рук… И головы. Осторожно щупаю свежие шрамы на висках, затылке и макушке. Ошибки быть не может — в моем черепе снова хорошенько порылись. Надо будет поднять этот вопрос.

Гардероб у меня теперь новый. Сразу привлекают внимание армейские ботинки из какой-то темной шипастой кожи. Явно не обычного земного животного. И шнурки очень интересные — сплетенные из тонкой, чрезвычайно прочной паутины. Вряд ли паучьей. Из нее же сделано множество швов на штанах и гимнастерке. Широкий ремень, как и пуговицы с застежками, ярко сверкает серебряной бляхой. Кажется, такую форму носил самый первый отряд Аненербе, который обучали бороться с воображаемой нечистью. Тогда учитывали все сказки и легенды чуть ли не с самого средневековья. В том числе — и бредни о серебре, крестах, святой воде и прочей чепухе. Даже воротник и рукава гимнастерки украшены заклепками с выгравированными крошечными рунами.

Разумеется, против реального противника это оказалось совершенно бесполезным. Впрочем, традиционное на то время оружие тоже не сильно помогло. Вот и имеем, что имеем. Пришлось многому учиться у самих пришельцев. И молнии подчинять, и силу тяжести…

И мертвых оживлять. Вроде меня.

Комнату я покидаю со странным чувством пустоты, словно что-то забыл, чего-то не хватает, очень важного. Правильно — моего тесла-ружья. Пленник я, или гость? Конечно, в обоих случаях оружие не полагается. В первом — запрещено, во втором — просто неприлично. Какой же у меня?

Выясним.

— Прошу, садись, — говорит сидящий за накрытым столом Клаус, увидев, как я спускаюсь по лестнице.

Новое помещение — гибрид столовой и гостиной. Именно здесь, у двери, в десяти метрах левее, я рухнул на ковер, пытаясь выполнить волю мага. Кажется, я все помню… Вот только как давно это было? Сутки, недели?

— Почти месяц, — угадывает мои мысли фон Обенкрут, — почти месяц мы боролись за тебя. Коллеги настаивали на твоем уничтожении. Но я убедил их, что смогу вернуть тебя на нашу сторону. Мы с Освальдом более трех недель аккуратно снимали оковы с твоего разума. Ты помнишь Освальда? Это мой помощник и дворецкий в одном лице. Он же и помогал мне оживить тебя. Помнишь?

— Н… Нет…

— Очень жаль… Давай, садись напротив, пока не остыло. Нужно проверить, сможешь ли ты теперь полноценно питаться.

Дойти до стола не успеваю. Внимание привлекает коллекция охотничьих трофеев на стене справа. Из нее по очереди торчат головы медведя, волка, пантеры и…

— Ми-го, — отвечает на мой немой вопрос Освальд, пришедший с дымящим подносом.

Клаус усердно кивает:

— До сих пор не понимаю их. То идут на мирный контакт, то людей похищают. Последняя встреча закончилась жутким инцидентом. После которого у меня и появился этот экспонат.

Голова некоего Ми-го представляет собой свернутый улиткой темный эллипсоид со множеством усиков. Любоваться дальше и пытаться вообразить остальное тело как-то не хочется. Еще больше привлекает внимание последняя голова. А вернее — череп. С костяными жабрами и плавником-ирокезом.