Татьяна Сорокина - Мыколка

День, как обычно, обещал был знойным. Даже сейчас, рано утром, когда все хозяйки уже подоили своих буренок и пытались выгнать их на улицу, на дворе уже было сухо. А от низко стоявшего на горизонте кроваво-красного светила пыхало теплом.

— Мыколка, Мыколка, да проснись же ты чертушка! — раздавался в крайней полуразвалившейся избушке старческий голос.

Внутри этого убогого жилища, старая сгорбленная кривая бабка тормошила на полу грубую дерюгу, под которой кто-то спал.

Ее усилия принесли свои плоды. Под дерюгой раздалось шевеление, и на свет появилась взлохмаченная голова молодого парня, был он ужасно грязен. Из носа текли сопли, небрежно размазанные над верхней губой. Под глазом светился здоровенный синяк.

Он широко улыбнулся и пролепетал

— Баба, ужо пора?

— Да пора, пора уже Мыколушка, вона коровки то с дворов выходят. Давай поднимайся.

Парень откинул дерюгу и решительно встал. Когда он выпрямился во весь свой немалый рост, то оказалось, что он почти в два раза выше своей бабки.

Одет он был в драные предраные порты, и длинную холщовую рубаху, перевязанную веревкой.

— Баба, ням, — ням, — жалобно протянул он, обращаясь к старухе.

Та заворчала, — ням, ням, сказал бы хоть раз по-человечески, эх, дурашка ты моя, сиротинушка неприкаянная.

Но, тем не менее, достала корчагу с квасом и кусок черного хлеба.

Парень в один глоток выпил ядреный кислый квас и в два глотка съел хлеб, после чего надеждой посмотрел на бабку.

— Чо смотришь, ничего милок нетути больше. Давай-ко лапти обувай, кнут свой возьми, не как вчерась. И смотри седни Марья Кторова тебе узелок собирает, не забудь, голова пустая.

Мыколка радостно закивал головой, сопли снова полились из носа, и бабка вытерла их грязной тряпицей, еще больше размазав их по лицу.

Но юношу эти проблемы не волновали. Подвязав лапти, он накинул холщовую торбочку через плечо и, взяв в руки кнут, вышел во двор. Двор представлял собой жалкое зрелище. Все заросло бурьяном, в котором сиротливо виднелись остатки телеги, и конской упряжи. Гнилая соха, валялась под поваленным тыном. Но для него это было в порядке вещей и нисколько не волновало.

Выйдя на улицу, он вытащил из торбы небольшой рожок и заиграл заунывную мелодию, И тот же час коровы, стоявшие у домов, неторопливо двинулись в его сторону.

— Ты смотри, — как обычно сказала старая Степанида, своей соседке Маланье, — дурак дураком, а коровы за ним, как привязанные идут.

— Да, уж грех жаловаться, — ответила Маланья, — пасет хорошо, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить.

Мыколка подошел к дому Кторовых и терпеливо ждал, когда ему хозяйка вынесет чего-нибудь поесть. Действительно, хозяйка не задержалась. Она вынесла небольшой сверток и положила его в торбу Мыколке.

— Не потеряй, горе ты наше, — ласково сказала она, — после полудни поснидай, а водицы из ручья попьешь. Тебе корчагу с квасом дать, все равно, что выкинуть.

Парень закивал головой, и вновь заиграв на рожке, отправился по пыльной дороге к околице.

У околицы он остановился и внимательно посмотрел на коров. Считал он конечно не умел, но тем не менее еще ни разу ни одну корову не оставил в лесу. Каким образом он их запоминал, была загадка для всей деревни, но сейчас это принимали уже, как должное.

Убедившись, что коровы все, он умело щелкнул кнутом, и коровье стадо прибавило хода, стараясь на ходу ущипнуть остатки травы вдоль дороги.

Путь на пастбище занял около получаса. Все коровы рассыпались по заливному лугу, где отросла сочная отава. А он улегся на небольшом холмике, на котором рос огромный дуб. Вид с этого холмика на пасущихся коров был отличный. В тени под раскидистым деревом было прохладно. С дубом в деревне было связано немало слухов. Говорили, что он здесь рос еще до Мамая, а если, найдется храбрец что спилит этот дуб, то проклятие падет на него и его потомков до седьмого колена.

Деревенский поп решительно боролся с эдаким суеверием, но почему-то сам к дубу не приближался и разговоров о его уничтожении не заводил.

Местный помещик Илья Игнатьевич Вершинин, однако, гордился, что на его землях есть такая редкость и не раз во время охоты привозил сюда своих гостей, чтобы показать дуб, который был свидетелем сражения Дмитрия Донского с Мамаем.

А для деревенского дурачка это было просто очень удобное место для того, чтобы завалиться поспать еще на три-четыре часа, что он не преминул сделать.