Андрей Валентинов: Око силы. Четвертая трилогия (СИ)

Фронт гремел победами, его сослуживцы брали города, а поручик листал документы в желтых папках и подшивал к «делу» бланки телеграмм. Он сразу заметил, что военные успехи не слишком радуют белого «начфина». У него был свой фронт, на котором удач было куда меньше. Когда пришла телеграмма о начале экономической блокады Кубани – в ответ на необеспеченность все тех же «ассигновок», Михаил Владимирович, снял пенсне, тщательно его протер, уложил в кожаный футляр и коротко бросил: «Финиш!» Поручик не удивился, за эти недели он научился очень многому. Сын инженера-путейца и прежде не слишком верил в то, что на войне побеждает тот, в чьей армии больше героев. Героизм – всего лишь кровавая плата за ошибки, а «умение умирать», которым так гордились многие «добровольцы» – стыдливое признание неизбежности поражения. Победу дают порядок, крепкий тыл и контроль за исполнением приказов. У красных, которых его сослуживцы по привычке принимали за бежавшую из зоосада стаю бабуинов, все это имелось.

Поручик попросил разрешения еще просмотреть документы за последние дни. Желтая папка, «слепой» машинописный шрифт. Они проиграли. Чудо? Почему бы и нет? «Если возьмем Столицу до ноября, – без особой надежды предположил Бернацкий. – Молодой человек, вы верите в чудеса?»

Поручик в чудеса не верил. Тем же вечером он написал рапорт с просьбой отправить его на фронт. В свой полк он вернулся в начале сентября, за несколько дней до взятия Курска. До ноября, за которым лежал Рубикон, оставалось еще целых два месяца.

* * *

Где был красный командир в сентябре незабываемого 1919-го, он вспоминать не любил. Про весну и начало лета говорил охотно, по зиму тоже, а вот август и вся осень как-то выпали, затерялись, не оставив следа. Не в документах – там все было более-менее пристойно, если конечно, не копать всерьез. А вспоминать? На то и война: все спуталось, сплелось, перемешалось. Остались лишь короткие кадры, словно на экране синема, обрыв в начале, обрыв в конце…

…Белая пыль до самых небес, скрип повозок, хриплые голоса усталых людей, негромкая ругань, знакомый, давно уже ставший привычным, гул канонады.

– Товарищ начальник штаба группы! От товарища Якира. Он сейчас на позициях нашего полка, прислал меня со связью…

Впереди Умань. Первый бой они проиграли. Снарядов осталось чуть, и командующий Южной группой приказал атаковать без артподготовки. У петлюровцев с артиллерией тоже было не очень, зато хватало пулеметов. Именно тогда красный командир стал ротным, заменив убитого в бою.

– Прочитайте сами, товарищ. Я… не вижу.

Начтштаба, бывший контр-адмирал Александр Васильевич Немитц, читать уже не может. Легкая рана, на которую вначале не обратили внимания, загноилась, растеклась болью, уложила на скрипучую повозку. Температура под сорок, не падает, растет. «Если умрет, без головы останемся!» – сказал этим утром Иона Якир. Негромко сказал, словно про себя, но все услышали.

– Передайте товарищу Якиру, что я настаиваю на четком исполнении плана. Атаковать на фланге, с левой руки, если не получится – атаковать снова. И обязательно – артподготовка. К вечеру Умань мы возьмем, пополнимся трофеями…

Глаза начштаба закрыты, еле движутся белые восковые губы.

Обрыв…

* * *

– …И место для подписей – моей и твоей. Свою можешь поставить первой, мне не жалко. Ничего, завтра обещали прислать ремингтониста, пусть он и мучается.

Виктор Вырыпаев согласно кивнул, не отрываясь от бумаги. Документ с грозным названием «Техгруппа Научпромотдела ЦК РКП(б). Заключение № 1» составляли вместе, но писать довелось батальонному. Левая рука его нового сослуживца годилась лишь для выведения каракулей на обратной стороне обоев. Лист казенной бумаги требовал серьезного отношения.

– Одного боюсь, – вел далее товарищ Тулак, – пришлют такого же раненного-контуженного, вроде нас с тобой, и будет он в час по одной букве печатать. Ошибется – станет в потолок палить из именного маузера. А то и за шашку схватится.

Батальонный представил себе картину, подумал и усомнился.

– Зачем – контуженного? Направят какую-нибудь комсомольскую девицу с биржи труда. А то и партийную могут подобрать, сейчас в Столице безработица лютая.

– Девицу ему! – хмыкнул цыганистый. – Жди! Ну, чего получилось?

Он осторожно взял со стола лист, легко взмахнул им в воздухе, дабы просушить чернила, но читать не спешил.

– Для ясности, товарищ батальонный. Не будет тебе девиц с биржи. Места в Техгруппе – только для фронтовиков-инвалидов, о чем я уже докладывал. Не только из партийного гуманизма. Таких, как мы, хрен в шпионы завербуешь – проверенные и на врагов злые.