Вадим Охотников - Дороги вглубь

— Я расскажу вам легенду, — начал профессор, — замечательную старинную легенду! Слушайте внимательно… «Нет на земле страны прекраснее, чем Аулиекиз. Она цветет круглый год, зимой там ветер весенний. Словно самый светлый из райских источников, опоясывает ее золотою водою река Янгиер. Сладок отдых в тени ее кипарисов и мускусных ив. Радостен становится каждый, кто попадает на ее благодатную землю». Это слова поэта, жившего в двенадцатом столетии.

— Замечательные строки! — воскликнул Катушкин.

— Еще не все!.. — торжественно продолжал Георгий Степанович. — «Но вдруг послышался страшный гул. Закачалась земля и стала опускаться вместе с дворцами, храмами, людьми, находившимися в них… Река покинула разрушенный край. Подули знойные ветры, и наступило царство смерти, царство песка…»

— Произошло землетрясение, — сделал предположение Костя.

— Совершенно верно, землетрясение. И вот в результате этого река Янгиер ушла под землю!

— А легенда имеет реальную основу? — поинтересовался Крымов.

— Да-с. Подземная река существует, — продолжал Толмазов. — Есть все основания думать, что это именно та река, о которой говорится в легенде. Она течет по равнине, а как доходит до пустыни, исчезает! И пустыня, собственно говоря, образовалась только потому, что река ушла под землю — осталось лишь высохшее русло. Теперь там нельзя найти воды. А геологические прогнозы и разведка сообщают, что под территорией пустыни находятся богатейшие залежи ископаемых! Но разрабатывать их нельзя — нет воды!

— Как же так? Надо найти! — заметил Горшков.

— Ясно, надо — кто в том сомневается? Разве это не делается? — спросила Семенова.

— Делается! Работает экспедиция, но пока безрезультатно, — ответил Толмазов.

— Давно я не была в геологической разведке… Сижу в институте, вроде делом занимаюсь, а в экспедицию, признаться, очень тянет… — мечтательно сказала Зоя Владимировна.

— Надо бы попробовать скоростным шахтным буром, — промолвил Трубнин. — К весне будет готова совершеннейшая модель!

— Нет, товарищи! Только с помощью подземной лодки. Только лодка найдет воду, — с пафосом начал было Катушкин, но, заметив неодобрительный взгляд Крымова, не решился развивать свою мысль.

— И то и другое можно использовать! — примирительно проговорил Толмазов. Меня загадка реки интересует давно. Я ведь не только палеонтолог, но и гидролог. Так вот представим себе, что мы путешествуем с вами под землей в лодке. Разыскиваем русло исчезнувшей реки. На нашем пути попадаются карстовые гроты, сказочные подземные дворцы. Углубляемся все дальше и дальше… Бурный поток ведет нас к могучим водопадам… Мы путешествуем до тех пор, пока не установим, что можно сделать для того, чтобы снабдить пустыню водой. Ведь эта задача имеет большое государственное значение!

— Позвольте, — вмешался Катушкин. — Вы же мне как-то говорили, что путешествовать под землей в нашей лодке очень опасно!

— Странный вы человек! — удивился профессор. — Если нужно для дела, какие могут быть опасения?..

Снова глубокой ночью бродит директор по опустевшим мастерским и лабораториям. Перед институтом встала грандиозная задача. Нужно построить в кратчайший срок могучий подземный корабль и новый, еще более усовершенствованный шахтный бур.

— Со звуколокатором теперь все в порядке… — тихо говорит Гремякин.

Он покидает сборочный цех и направляется в конструкторское бюро инженера Крымова. Константин Григорьевич мельком осматривает чертежные столики, у одного из них задерживается: его интересует сложный чертеж. Но не только чертеж. Тут же лежит, видимо кем-то забытый, толстый литературный журнал.

Директор открывает страницу, заложенную исписанным листком бумаги. Он видит стихотворное произведение. Имя и фамилия автора — Валентин Катушкин. Заглавие: «Дороги вглубь».

Гремякин внимательно читает. Его взгляд останавливается на исписанном листке. Это, по-видимому, письмо.

«…про «знойные страны» и все то, чего не видел собственными глазами, совершенно забыл. Работа у нас увлекательная. И только увлекшись работой, связав с ней свою жизнь, я нашел животворный источник подлинно творческого вдохновения. Этим, видимо, и объясняется то обстоятельство, что вы начали меня печатать.

Очень сожалею, но прислать нового стихотворения не смогу еще долго. Прежде я писал в свободное время. Теперь же мы решаем такую ответственную задачу, что свободного времени не станет совсем — буду целиком занят работой…»