Станислав Лем - Испытание

Расположившись как следует, он, с немалым трудом сгибаясь в поясе, принялся ввинчивать все свисавшие и торчавшие из него трубки, кабели и провода в разъёмы, которыми ощетинилось кресло (причём всякий раз, когда он наклонялся вперёд, комбинезон мягкой булкой упирался ему в живот), и, конечно, перепутал кабель радиофона с обогревательным; хорошо ещё, что у них была разная резьба, но ошибку он заметил только тогда, когда пот потёк с него в три ручья; наконец сжатый воздух, шипя, мгновенно наполнил комбинезон, и Пиркс со вздохом облегчения откинулся назад, прилаживая руками оба набедренно-наплечных ремня.

Правый защёлкнулся сразу, но левый почему-то не поддавался. Ворот, надутый, как автомобильная шина, не позволял оглянуться, он безуспешно тыкал вслепую широкой застёжкой ремня, — а в наушниках уже заговорили приглушённые голоса:

— ...Пилот Бёрст на АМУ-18! Старт по радиофону по счёту ноль. Внимание — готов?

— Пилот Бёрст на АМУ-18 готов к старту по радиофону по счёту ноль! — мгновенно отчеканил Бёрст.

Пиркс выругался — и карабин защёлкнулся. Он откинулся в мягкое кресло, такой обессиленный, словно только что вернулся из долгого-долгого межзвёздного рейса.

— До старта — двадцать три... До старта — двадцать два... Два... — бубнило в наушниках.

Говорят, однажды, услышав громовое «Ноль!», стартовали оба курсанта сразу — тот, кому полагалось, и другой, ожидавший рядом своей очереди, — и вертикальными свечами шли в каких-то двухстах метрах друг от друга, рискуя в любое мгновенье столкнуться. Так, во всяком случае, рассказывали на курсе. И будто бы с тех пор запальный кабель подключают в последний момент, дистанционно, это делал сам комендант космодрома из своей остеклённой кабины управления, — так что весь этот отсчёт был просто блефом. Но как там на самом деле, никто не знал.

— Ноль! — загремело в наушниках, и одновременно до Пиркса донёсся приглушённый, протяжный грохот, кресло слегка задрожало, чуть сдвинулись с места искорки света в прозрачной оболочке, под которой он лежал распростёртый, уставившись в потолок — то есть в астрограф, в индикаторы циркуляции охлаждения, тяги главных дюз, вспомогательных дюз, плотности потока нейтронов, изотопных загрязнений и ещё восемнадцать других, из которых половина следила исключительно за самочувствием ускорителя; дрожь ослабла, стена глухого грохота прошла где-то рядом и таяла там, вверху, будто в небе поднимали невидимый занавес; гром уходил всё дальше, как обычно становясь всё больше похожим на отголоски далёкой грозы; наконец наступила тишина.

Что-то зашипело, зажужжало — он даже не успел испугаться. Это автоматическое реле включило заблокированные прежде телеэкраны: если рядом кто-нибудь стартовал, объективы закрывались снаружи, чтобы их не повредило слепящее пламя атомного выхлопа.

Пиркс подумал, что такие автоматические устройства очень полезны, — так он размышлял о том и о сём, пока вдруг не почувствовал, что волосы встают у него дыбом под выпуклым шлемом.

«Господи, я же лечу! Я, я сейчас полечу!!!» — мелькнуло у него в голове.

Он судорожно начал готовить рукоятки к старту — то есть дотрагиваться до них в нужном порядке, считая про себя: раз, два, третья... а где четвёртая? — потом эта... так, вот этот индикатор... и педаль... нет, не педаль... ага, вот она... красная рукоятка, зелёная, потом на автомат... так... или красная после зелёной?!

— Пилот Пиркс на АМУ-27! — прервал его размышления голос, ударяющий в самое ухо. — Старт по радиофону по счёту ноль! Внимание — готов?

«Ещё нет!» — порывалось что-то крикнуть устами пилота Пиркса, но он ответил:

— Пилот Бе... пилот Пиркс на АМУ-27 готов... э-э... к старту по радиофону по счёту ноль!

Он чуть было не сказал «пилот Бёрст», потому что хорошо запомнил, как тот отвечал. «Дубина!» — выругал он себя самого в наступившей тишине. Автомат (и почему это у всех автоматов голос унтер-офицера?) отрывисто лаял:

— До старта шестнадцать... пятнадцать... четырнадцать...

Пилот Пиркс обливался потом. Он силился вспомнить что-то ужасно важное — он знал, что это вопрос жизни и смерти, — и никак не мог.

— ...до старта шесть... пять... четыре...

Мокрыми пальцами он стиснул стартовую рукоятку. Хорошо хоть шероховатая. Неужели все так потеют? Наверное, все... — тут наушники рявкнули:

— Ноль!!!

Его рука сама — совершенно сама — потянула за рукоятку и, доведя её до середины, застыла. Пророкотало. Словно эластичный пресс упал ему на грудь и на голову. «Ускоритель», — успел он подумать, и в глазах потемнело. Однако не очень сильно и лишь на мгновение. Когда зрение вернулось к нему — хотя разлившаяся по всему телу тяжесть не отпускала уже ни на миг, — экраны, во всяком случае те три, что были прямо перед ним, бурлили как убегающее из миллиона кастрюль молоко.