Алан Фостер - Между-Мир

У Борна кружилась голова. Все, что говорили великаны, было не правильно, противоречило всем законам, однако присутствие их самих и твердые металлические остатки небесного корабля свидетельствовали, что в мире могут существовать чудеса. Однако сейчас он должен подавить свое любопытство и перейти к более насущным проблемам.

— Вы выглядите усталыми и голодными, — должно быть, суровые испытания лишили вас сил? — начал Борн.

Кохома встал и благоговейно произнес слово: «Аминь».

— Я отведу вас Домой. Там мы можем обо всем поговорить.

— Один вопрос, Борн, — сказала Логан. — Все твои собратья так же дружелюбны к незнакомцам, как ты?

— Вы думаете, мы варвары? — спросил Борн. — Каждый ребенок знает, что гость — его брат, к нему надо относиться с должным уважением и любовью.

— Это мне по душе, — вздохнул Кохома. — Я должен извиниться перед тобой, друг Борн. Сначала я плохо подумал о тебе. Ну, веди нас, коротышка.

Борн указал наверх.

— Наш Дом находится на уровне моря. Это долгое путешествие.

Оба великана тяжело вздохнули. Судя по их способностям лазать по деревьям, которые Борн уже сумел оценить, он мог понять причины такой реакции.

— Я попытаюсь найти самый легкий путь. Но это займет больше времени…

— Мы попробуем здесь, — сказала Тими Логан.

Борн поймал свисающий вниз, свернутый в спираль корень какого-то дерева. Им придется подниматься вверх на несколько десятков метров.

Когда Борн полез по корню, он услышал неожиданный крик, раздавшийся у него за спиной. Он схватился за снаффлер, но успокоился, когда увидел, что это был всего лишь Руума-Хум. Страх великанов при виде ласкового фуркота удивил Борна.

— Это всего лишь Руума-Хум, — сообщил он. — Мой фуркот. Он не причинит вам зла.

— Люди, — с усмешкой произнес Руума-Хум, понюхав сначала застывшую от ужаса Тими Логан, а потом Жана Кохому. Ни один из великанов не смел пошевельнуться! И только когда огромная голова с торчащим клыком исчезла, они облегченно вздохнули.

— Бог мой, — пробормотала Логан, глядя с благоговейным ужасом на массивное тело фуркота, когда он лез по дереву, — оно разговаривает.

Две разумные формы, которые были упущены в докладе Органа но делам географии. — Она посмотрела на Борна с еще большим уважением. — Это настоящий хексапод! Как вам удалось его приручить? — спросила она.

Борн был несколько ошарашен ее вопросом, потом до него дошел его смысл.

— Вы хотите сказать, — сказал он с удивлением, — что у вас нет своих фуркотов?

Борн переводил озадаченный взгляд с Логана на Кохому.

— Собственные фуркоты? — переспросила Логан. — А зачем?

— Зачем? — бессмысленно повторил за ней Борн. — У каждого человека есть собственный фуркот, а у каждого фуркота — человек. Как у каждого лепестка есть цветок, у каждого листика — его дерево; у каждого звука — его эхо. Таков баланс в мире.

— Да, но это все равно не объясняет, как вы приручили их, — настойчиво сказал Жан Кохома, наблюдая за удаляющимся плотоядным фуркотом.

— Приручить? — Удивление Борна росло. Не в том дело. Фуркотам нравятся люди, а нам нравятся фуркоты. — Он пожал плечами. — Это естественно. Так было всегда.

— Оно разговаривало, — громко сказала Логан. — Я сама слышала, как оно сказало «люди».

— Фуркоты не очень умны, — признал Борн, — но они умеют говорить достаточно хорошо и понятно. — Он улыбнулся. Некоторые люди говорят и того меньше.

Его слова вызвали долгое обсуждение между великанами, в котором они употребляли множество непонятных Борну сложных терминов. Борн чувствовал себя не очень уютно во время их разговора. В любом случае уже давно нужно было идти Домой, где его должны посвятить в рыцари и оказать всяческие почести, положенные за храбрые поступки.

— Мы должны идти, но есть одно условие…

Этой одной недоговоренности было достаточно, чтобы великаны прекратили спор и внимательно посмотрели на него.

— Какое условие? — непонимающе спросила Тими Логан.

Борн в упор посмотрел ка Жана Кохому.

— Чтобы он больше не называл меня «коротышкой». Иначе я буду называть его неуклюжим медведем каждый раз, когда он оступится.

Кохома выдавил улыбку, но Логан, не стесняясь, засмеялась.

— Он поймал тебя, Жан.

Кохома ничего на это не ответил, а только пробормотал, что им пора отправляться в путь, и схватился за корень, по которому лез Борн.

— Мы не можем тратить драгоценное время на пустяки, — мрачно добавил Жан.

Когда они продвигались вперед, Борн размышлял над последними словами Кохомы. Выражение «трата времени», употребленное чужестранцем, очень заинтересовало его, поскольку в Доме оно обычно относилось только к нему. Неужели было возможно, чтобы кто-то другой чувствовал то же самое, что и он, по поводу траты времени? Если это действительно так, ему нужно узнать этих великанов получше. Он уже знал некоторых из них.