Джордж Мартин - Путешествия Тафа

Он моргнул. Его длинное белое лицо было, как всегда, неподвижно, но в голосе появились новые странные нотки, которых она никогда раньше не слышала, и это встревожило и испугало ее. Неужели он обиделся?

— Вы глубоко ошибаетесь, Толли, — возразил он.

Черныш тоненько, жалобно мяукнул.

— Ваш кот лучше понимает жестокую реальность, которая вас окружает, — сказал Таф. — Может быть, мне объяснить все сначала?

— Чудовище.

Таф моргнул:

— Вечно мои благие намерения недооценивают и встречают лишь незаслуженными обвинениями.

— Чудовище! — в третий раз проговорила она. Таф быстро сжал правую руку в кулак, потом медленно разжал.

— Очевидно, какое-то нервное потрясение резко сократило ваш словарный запас, Первый Советник.

— Нет, — ответила она, — просто это единственное слово, которое вам подходит, черт возьми.

— Несомненно, — сказал Таф. — В таком случае, раз я чудовище, мне и поступать следует как чудовищу. Учтите это, Первый Советник, когда будете принимать решение.

Черныш вдруг дернул головой и уставился на Тафа, словно увидел на его длинном бледном лице что-то, не видимое другим. Кот зашипел и попятился назад, густая серебристо-серая шерсть встала дыбом. Толли Мьюн нагнулась и взяла его на руки. Кот продолжал шипеть и дрожать.

— Что? — встревоженно спросила она. — Какое решение? Все решения приняли вы. О чем это вы говорите?

— Позвольте мне вам напомнить, что пока в атмосферу Сатлэма не выпущено ни одной споры манны, — сказал Хэвиланд Таф.

Она фыркнула:

— Ну и что? Вы же заключили эту паршивую сделку, мне все равно вас не остановить.

— Несомненно. И я вам очень сочувствую. Хотя вы наверняка найдете выход. Но пока вы этого не сделали, прошу вас ко мне. Дакс ждет ужин. Для своей трапезы я приготовил отличное пюре, еще могу предложить вам холодное могаунское пиво — достаточно крепкий напиток, пригодный и для богов, и для чудовищ. И, разумеется, в вашем распоряжении мои системы связи, если вы захотите что-нибудь сообщить своему правительству.

Толли Мьюн открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь язвительное, но передумала.

— Вы действительно догадались о том, что я подумала? — изумилась она.

— Может быть, да, а может быть, и нет, — ответил Таф. — Читать чужие мысли мне обычно помогает Дакс, но сейчас кошка-телепат есть только у вас, мадам.

Затем было бесконечно долгое возвращение в полном молчании и бесконечно долгий ужин, за которым оба чувствовали себя неловко.

Они сидели за столом в углу длинного, узкого зала связи в окружении пультов, телеэкранов и кошек. Таф, держа на коленях Дакса, методично поглощал еду. С другой стороны стола Толли Мьюн ковырялась в своей тарелке. У нее не было аппетита. Она устала, казалась сбитой с толку и испуганной…

Ее замешательство отразилось и на Черныше: он съежился у нее на коленях и лишь изредка поднимал над столом голову, чтобы предостерегающе поворчать на Дакса.

И наконец наступил тот момент, которого она ждала. Зазвенел звонок, замигала синяя лампочка — кто-то хотел с ними связаться.

Толли Мьюн вздрогнула и быстро обернулась. Черныш испуганно спрыгнул с ее колен. Она сделала движение, чтобы встать, но застыла в нерешительности.

— Я ввел в программу строгую инструкцию, чтобы меня ни в коем случае не беспокоили во время еды, — сказал Таф. — Следовательно, это вас.

Синяя лампочка вспыхивала и гасла.

— Вы не Бог, — сказала Толли Мьюн, — и я, черт возьми, тоже. Я не желаю этого проклятого бремени, Таф.

— Может быть, это командующий Вальд Обер, — заметил Таф. — Думаю, вам лучше ответить, пока он не начал обратный отсчет.

— Права быть Богом нет ни у кого, — продолжала Толли Мьюн, — ни у вас, ни у меня.

Он задумчиво пожал плечами.

Лампочка все мигала.

Черныш завыл.

Толли Мьюн сделала два шага по направлению к пульту, остановилась и повернулась к Тафу.

— Бог — это созидание, — с появившейся откуда-то уверенностью сказала она. — Вы можете разрушать, Таф, но не можете создавать. Поэтому-то вы и не Бог, а чудовище.

— Создание жизни в чанах для клонирования — ежедневное и обычное дело в моей профессии, — возразил Таф.

Лампочка продолжала мигать.

— Нет, — сказала она. — Вы воспроизводите жизнь, но не создаете. Она должна была когда-нибудь и где-нибудь существовать, и у вас должны быть образцы клеток или ископаемые остатки, что-нибудь еще — иначе вы беспомощны. Да, черт! О, конечно, вы можете создавать — так же, как и я, как и любой мужчина и любая женщина во Вселенной. Деторождение, Таф. Вот где настоящая власть, вот где настоящее чудо — это единственное, что делает нас, людей, сродни богам, и именно это вы предлагаете отнять у девяноста девяти целых и девяти десятых процента населения Сатлэма. К черту! Никакой вы не создатель, никакой не Бог!