- В самом деле, я тебя туда и обратно - на такси! - обрадовавшись союзнице, добавил Дикий. - А хочешь, мы еще куда-нибудь заедем, по коктейлю вдарим?
- Ну так что за вопрос! - воскликнула мама. - Вы, Игорек, просто золото. Забирайте ее, пусть проветрится. А я за Наташенькой присмотрю, она у нас девочка спокойная, и завтра с утра ее в ясельки сама отведу...
- Мама!!! - уже не закричала, а взревела Настя. И выскочила из-за стола.
* * *
На лестничной клетке Дикий утешал плачущую Настю.
- Она уж не знает, как от меня избавиться! Она за кого угодно меня спихнуть готова, хоть за тебя, хоть за маньяка какого-нибудь! Лишь бы от нас с Наткой избавиться! Ей все равно кто - лишь бы в штанах!
- Ну, что ты, в самом деле? Ну, хватит, хватит... - бормотал Дикий. Пойдем, в самом деле, проветримся... Ночь теплая, ну, что ты, в самом деле...
- Старая дура... - бормотала Настя. - Ребенок-то чем виноват?
И покорно спускалась по лестнице - возможно, и впрямь не замечая, что Дикий обнимает ее за плечи.
* * *
И вот они уже неслись в Барсуковку на такси.
- А ты уверен, что она этой ночью там будет? - спросила Настя.
- Уверен. Я узнавал - она практически каждую ночь под мостом поет, соврал Дикий. - Я вот и диктофон взял.
- Вот этот? - Настя презрительно посмотрела на крочечную черную машинку. - Этим не музыку записывать, а только речь, и то фонит.
- Для начала хватит.
- Где поворачивать? - спросил шофер.
- Куда поворачивать?
- К микрорайону. Можно тут, можно вон там.
- Нигде не поворачивать, сколько с нас?
Шофер посмотрел на парочку, как на сумасшедших.
- Хозяин - барин, - буркнул он. - Полтораста.
- Договаривались на сто! - Дикий хотел изобразить крутого.
- Какие сто? Я отсюда обратного клиента не найду.
- Так договаривались же!
- Ну, что ты, в самом деле! - напустилась на Дикого Настя. - Нам что, до утра тут разбираться?
Дикий полез в кошелек. Покупка гостинцев пробила в бюджете брешь, и полсотни рублей он добирал чуть ли не копейками.
- Приятно иметь дело с известным продюсером, - издевательски заметила Настя.
* * *
Под железнодорожным мостом, известное дело, было темно. Дикий усадил Настю а одну из ниш и принялся развлекать.
- Представляешь, вытаскивают из машины эту Джоанну, а она лыка не вяжет. - Блин, говорит, куда вы меня привезли? Смотрит на двери и спрашивает: тут только топлесс или настоящий стриптиз? А у нас зал битком набит, все орут - Джоанна, Джоанна!
Настя посмотрела на часы. Светящиеся стрелки показывали полночь.
- Тут прямо аэродинамическая труба, - сообщина она. - Под мостом холоднее, чем на шоссе.
- Ты замерзла?
- Начинаю замерзать. Мне главное, чтобы руки были в тепле.
Дикий скинул курточку и стал укутывать Настю.
Как-то само собой получилось объятие. И вдруг оказалось, что Настя сама подставляет губы...
Дикий окаменел. Он все еще считал ее "женщиной друга".
Голос был как спасение!
- Ла-а-а-а... - задумчиво произнес он совсем близко. - Ла-ла-ла-ла-ла! .. А-а-о-о-у-у-э-э-и-и! ..
Настя отпрянула от Дикого.
До нее дошло, что этот кретин говорил правду и ему действительно требуется всего лишь консультант!
- Ночь весенняя блистала свежей майскою красой! - пропел голос, но продолжать романс передумал, по крайней мере - в словесной его части, и завершил куплет несколько странно, хотя ритмически и мелодически безупречно: - Ты лети с дороги, птица, зверь, с дороги уходи-и! ..
Настя подалась вперед, пытаясь разглядеть шкодливый и одновременно хрустальный голос.
Довольно быстро найдя свои магические точки под сводом моста, голос грянул не более не менее как куплеты Мефистофеля, что для женщины было даже как-то неприлично, ведь партия была написана Шарлем Гуно для баса и исполнялась во времена оны аж самим Шаляпиным.
- На земле весь род людской чтит один кумир священный! ..
Куда подевались серебро и хрусталь - ни Дикий, ни Настя понять не могли. Это была река текущего пламени, причем плотного и густого пламени, если это вообще возможно. Все пространство под мостом наполнилось, как аквариум, и две рыбки, Дикий с Настей, съежившись в своей нише, наконец-то вдохнули ту жидкость, которая была их подлинной атмосферой, и ожили! Плотность воздуха сделалась другой - казалось, можно было лечь на него, и он бы понес на себе, перекатываясь под телом мощными струями, играя и туманя рассудок...
И даже цвет воздуха несколько изменился... Он уже не был таким беспросветно ночным, а словно подернулся по каким-то своим внутренним сферам тонкой радужной пленочкой. И диктофон в руке у Дикого тоже светился.
Читать дальше