Ф. Ришар-Бессьер - Люди, люди… и еще раз люди

— А!.. выходит так, что, поскольку ваш высокочтимый отец имеет собственную концепцию строения вселенной, то все, что ей противоречит, объявляется ересью! Но за кого он себя принимает?

— Прошу вас, не надо смеяться над этим.

— Но я ни над чем и ни над кем не смеюсь. Галилей тоже не имел намерения посмеяться над кем-либо, когда утверждал, что Земля вращается.

— Галилей?

Давид слегка пожал плечами.

— Это не имеет значения. Единственное, о чем я прошу, — постарайтесь меня понять.

Девушка слегка нахмурилась.

— Как вы хотите заставить нас поверить в то, что в небе существуют другие миры, населенные людьми, если мы знаем, что внешнее пространство — это область, целиком захваченная машунгой?

— Машунгой? Что вы называете машунгой?

Забела показала на светящийся стеклянный куб.

— Это.

— Не понимаю.

— Всю необходимую нам энергию мы получаем из машунги.

— Вы хотите сказать — свет, движущую силу, отопление?.. Хорошо, согласен, в том, что вы говорите, есть доля правды. Но это не исключает возможности существования других планет, подобных вашей, причем некоторые из них населены.

— Ну что вы все заладили свое? Вас помиловали, что вам еще нужно?

— Да, я понял. Вы, как страус, предпочитаете прятать голову в песок, правда?

— Не понимаю, на что вы намекаете.

Давид успокоился.

— Ну ладно, — сказал он. — А что же собираются делать со мной?

— Вы будете высланы за пределы нашего сектора. Вам придется вернуться на поверхность.

— Вы заставляете меня вернуться в шатангу?

— По двум причинам…

Давид вновь прервал ее и прошептал:

— Во-первых, потому что в глазах вашего отца — я нарушитель спокойствия, стремящийся опровергнуть основные положения его теории устройства вселенной… Это я знаю. А что — во-вторых?

Забела не поняла его иронии. В ответ она лишь слегка покачала красивой кукольной головкой.

— Наше демографическое равновесие. Более того, мы не можем позволить себе принимать в свое сообщество бесполезных едоков.

Давид поднял глаза к небу.

— О!.. Если речь идет только об этом… Даже если б сейчас вы меня угостили лангустом — а я безумно люблю это блюдо — я бы к нему не прикоснулся. — Он достал из кармана полдюжины питательных таблеток. — У меня есть все, что мне нужно.

Забела с удивлением посмотрела на таблетки.

— Все, что вы хотите: лангуст, кролик, спагетти по-итальянски, ананас в вишневой водке. Иными словами, это пища, питание. Понятно?

— Вы хотите сказать, что этого вам достаточно, чтобы утолить голод?

— И даже для того, чтобы вызвать несварение желудка, если я переусердствую. Но вам я не советовал бы их пробовать, для вас это может оказаться смертельным ядом.

Забела со страхом взяла одну таблетку. Она зажала ее в руке и, возбужденная, направилась к двери.

— Я прошу прощения, — сказала она, прежде чем выйти из комнаты, — но я должна вас покинуть. До свидания. Желаю удачи!

Давид провел в своей келье еще несколько часов, пока, наконец, о нем не вспомнили снова. Он лежал на кровати, вытянувшись во весь рост и напряженно обдумывая создавшееся положение, когда в комнату вошли два охранника с тесаками у пояса. Альб Высокочтимый требовал его немедленного прибытия в трибунал.

Давид покорно последовал за охранниками, оберегавшими его неизвестно от кого, потому что за весь путь им не встретился никто, кроме самого Альба Высокочтимого — он был вместе с каким-то другим мужчиной.

Человек, сопровождавший Альба Высокочтимого, не был судьей; во всяком случае, на нем не было красной туники, указывающей на принадлежность к судейской касте. Давид был совершенно уверен, что не видел его среди членов трибунала, с которыми он встречался несколько часов назад. Он был высок, атлетически сложен и являл собой образец мужской красоты, но Давиду он с первого же взгляда показался человеком неискренним и потому вызывал отвращение, несмотря на всю свою любезность в отношении землянина, которую он изо всех сил старался показать.

Высокочтимый подошел к столу, схватил таблетку, которую, очевидно, передала ему Забела, и, повернувшись к Давиду, брюзгливо спросил:

— Ты утверждаешь, что это еда?

— А что, я опять кого-то оскорбил, утверждая это?

— Отвечай.

— Да. Во всяком случае, это единственная вещь, которая пригодна мне в пищу в вашем мире.

— И ты утверждаешь, что она смертельна для нас?

— Именно это я и сказал вашей дочери. А если вы не верите, то можете попробовать, и тогда увидите.