Кэролайн Черри: Русалка

Петр от испытанного напряжения даже потерял дыхание, когда мальчик устраивал его на новом месте.

— Набрось на себя соломы, — посоветовал ему Саша.

Солома вызывала зуд, но она же и согревала. В стойле было гораздо лучше, чем в проходе, где постоянно чувствовался сквозняк. Саша накрыл солому попоной, выложил хлеб и, пододвинув наполненную водой меру, которой обычно отмеряли зерно, уселся около Петра, молча разглядывающего окружавшие его удобства.

Он все еще думал о Дмитрии, когда Саша, закончив свою работу, вышел из конюшни. Воспоминания с каждым разом вызывали у Петра новые приступы ярости, особенно когда дошла очередь до боярыни Ирины, которая, так же, как и Дмитрий, старалась спасти себя и свою репутацию…

Затем его мысли вновь вернулись к Саше, который, вполне возможно, уже отправился добывать свою выгоду. А кто бы, в конце концов, отказался от нее в этом мире?

Ведь каждый мог понять мальчика, который хотел сделать что-то лично для себя. А если вспомнить, то и Петр Ильич Кочевиков сам начинал жизнь, не чураясь подобных правил. Так же жил и Илья Кочевиков, сын трактирного игрока, чужой человек в Воджводе, для которого самыми близкими людьми на протяжении всей жизни были городские стражники, и который погиб так и неизвестно от чьей руки и неизвестно по каким причинам, хотя слухов и пересудов об этом ходило очень много.

Теперь каждый мог думать, горько размышлял Петр, что после стольких прошедших лет грехи отца можно было бы искупить самим образом собственной жизни, а кроме того, каждый мог думать, что и друзья всегда остаются друзьями: и в плохие, и в хорошие времена.

Дмитрий и другие его приятели происходили из семей, где отцы жили в вечном страхе перед окружающим миром: они постоянно помнили, что прежде всего должны были спасать самих себя, и сам Бог запрещал им рисковать для кого бы то ни было, кто не относился к их кругу…

Вот так они и должны были бы рассудить. Наверняка, его друзья сидели сейчас в трактире и потихоньку обсуждали друг с другом все стороны этой ужасной истории.

Особенно, они должны были бы обсуждать меру своей ответственности за него.

«Как мы можем доверять ему?» — наверняка говорил кто-то из них. «Да, конечно, как ни крути, а здесь сказывается воспитание, кроме всего. Он был забавником, а теперь ему не до смеха. Бедный малый…"

«А возможно…» И от этой мысли Петр буквально похолодел, а кусок хлеба стал сухим и застрял у него в горле, «возможно, что эта самая любвеобильная и томящаяся от скуки Ирина отыскала способ, как одним махом отделаться от опостылевшего мужа, и нашла для этой цели козла отпущения».

Сейчас никто во всем городе, при подобных обстоятельствах, не посмел бы занять сторону Петра, да и вокруг города не было ни единого места, куда не проникли бы слухи и сплетни о случившемся, а потому он нигде не мог чувствовать себя в безопасности.

Поэтому, чтобы хоть как-то успокоить себя, он стал думать о самых дальних местах, какие только приходили ему на ум: о Южном море, о сказочном Киеве, о Большой реке, и строил планы, как преодолеть ворота Воджвода, как незаметно проскользнуть мимо сторожей. Но постепенно, спустившись с небес на землю, он задумался над тем, хватит ли серебра в его кошельке, чтобы подкупить конюшего и уговорить его помочь Петру, и о том, сколь велики могли быть ожидания мальчика по части вознаграждения и как они могли вырасти, если родственники боярина назначат награду за помощь в поисках злодея.

Ведь родственники Ирины, если Саша в конце концов сможет сообразить, что же произошло на самом деле, были из той породы, которые готовы заплатить сколько угодно, лишь бы быть уверенными, что смерть Петра наступит без всякого разбирательства.

Те же, кто согласится в конце концов приютить злодея-колдуна, никогда не будут интересоваться, виноват он или нет.

Везде, куда ни глянь, приближение весны сопровождалось грязью. Грязь была кругом, и она постоянно собиралась на мощеных бревнами дорожках, когда чьи-нибудь чуть оступившиеся ноги соскальзывали с бревна в лужу, а потом вновь становились на помост. Затем эта грязь и попадала с бревен помоста на деревянный пол трактира. Поэтому постоянно использовались вода и щетки, с помощью которых отмывались бревна и полы. Однако вода, смешиваясь с грязью, застаивалась рядом с бревнами и служила постоянным источником этому бесконечному процессу.

Саша неустанно объяснял этот очевидный факт Иленке, стараясь убедить ее в том, что, если бы дорожка была в ширину не на два, а на три бревна, то людям приходилось бы меньше оступаться и на полу было бы меньше грязи. Но тетка Иленка не поддавалась ни на какие уговоры, а хотела только одного: чтобы помост, крыльцо и пол были выскоблены жесткой щеткой. И Саше ничего не оставалось делать, как скрести, потому что все равно ему нашли бы какую-нибудь другую работу или же, что вполне могло случиться, в один прекрасный день они могли ничего не найти для Саши Васильевича, о чем он нередко мог слышать из разговоров дяди и тетки.