Виктория Угрюмова: Монологики

Виктория Угрюмова

Монологики

x x x

Меня тошнит над унитазом, и я поневоле гляжусь в его блестящее нутро. Отмытый, черт.

Душу выворачивает наизнанку, но это-то и хорошо; хочется вместе с тошнотой выплюнуть и себя самое. Может, тогда жизнь наконец станет человеческой. Выплюнуть и забыть.

У сердца примостился какой-то маньяк-садист и пилит, пилит, пилит его тупым ножом. В грудной клетке кто-то уже выгрыз порядочное отверстие, и через него тянет сквозняк - холодный и неуютный. Интересно, видал кто-нибудь уютный сквозняк? Между прочим, это самый настоящий Новый год, без балды. Тридцать первое декабря на календаре.

Никогда не могу напиться, если захочу. Все помню и все понимаю, как компьютер, с той только разницей, что из компьютера не вываливаются внутренности на третьем стакане водки.

Слова смешиваются в голове в неудобоваримую кашу, лепятся в ком и выскальзывают из памяти на крейсерской скорости, стремясь вернуться к тому единственному Слову, с которого начиналось все. Или, которым все заканчивалось.

Все когда-нибудь заканчивается, не замечали?

Водка оказалась теплой и жирной. Независимо от стоимости, пить ее невозможно; а икра явственно пахла керосином. Эта гремучая смесь и повергла меня в полное ошумление. Странно, как я это раньше пила?

Противно, что невозможность жить и дышать происходит из-за отсутствия одного только человека. Целый мир вокруг - живи и радуйся; забудь о плохом и помни о хорошем. Но память избирательно подсовывает моменты, свидетельствующие в пользу ушедшего.

А зато... А зато... Что же - зато? Да! Зато вещи лежат на своих местах и никто не разбрасывает их по всей квартире. Никто.

Правду говоря, в его пользу уже ничто свидетельствовать не может. Бросил, бросил, бросил меня, подлец! Какой подлец! Господи! Неужели ты не видишь, что теперь не жить и не дышать?! Уму непостижимо: взять и оставить меня в одиночестве на совершенно пустой и обезлюдевшей планете. Это на него так похоже. Боже, какой подлец...

Надо будет завтра сходить к нему - прибрать могилу.

Новый год все-таки.

x x x

Должен сразу и со всей откровенностью предупредить тебя, что любить я не умею. Не обучен, не готов, вообще не знаю, как это.

Я и в детском саду ни разу не влюблялся; и в первых классах тоже - даже в самых хорошеньких учительниц. И мимо одноклассниц совершенно спокойно проходил. Равнодушно. На выпускном балу - как сейчас помню все разбрелись по темным уголкам и целовались взахлеб; а я остался в одиночестве. Но самое главное, что меня это вовсе не угнетало.

Нет, женщины меня интересовали - я же нормальный. Но интересовали как казус, как некий не изученный до конца феномен. И поэтому я уходил с такой же легкостью, с какой появлялся в чьей-нибудь жизни. И потом, я никогда не был готов к тому, чтобы это затянулось надолго. Не дай Бог - на всю жизнь.

И еще. Есть такое понятие: брать на себя ответственность. Я глубоко убежден, что брать ответственность на себя нужно осознанно и добровольно, а не под давлением обстоятельств, которые как-то вдруг и внезапно становятся безвыходными. Ненавижу безысходность. Чувство долга - это великое чувство, я не спорю; но не имеет никакого отношения к любви.

Я человек разума, а не чувств. И не могу под влиянием момента круто менять свою судьбу. Я никогда и ни в ком не испытывал потребности, пойми. Женщин воспринимал как легкий и непрочный сплав естественной нежности и бездумной готовности принадлежать мужчине.

Меня никто не учил любить; я и сам этому не учился до сих пор.

Почему? Недавно задал себе этот вопрос, и вдруг подумал: наверное, потому, что всю жизнь ждал именно тебя.

x x x

Вокруг темно, тихо. Только немного шумит в ушах.

Очень удобно.

Ничего не вижу и не осязаю, но мне не страшно. Это бывало уже много раз; и начиналось всегда одинаково. Вот продолжалось и заканчивалось... Иногда события развивались неожиданно; иногда логично; случались и трагедии, и триумфы, но привыкнуть я так и не смог. Единственное, что утешает, что и никто другой - тоже. Всякий раз, как в первый и, что самое странное, как в последний.

Я нахожусь в воде. Покрыт ею полностью, и ею же дышу. Воспринимаю это как единственную реальность, хотя прекрасно знаю, что там, снаружи, все обстоит иначе. Мое имя, пол и возраст не имеют никакого значения: за пределами этого убежища я буду их моментально лишен. Что ждет меня впереди? Кем я стану на сей раз? Какая судьба мне уготована? Насколько мне известно, всех эти вопросы волнуют до последнего мгновения - как будто после мы об этом вспомним.