Виктория Угрюмова - Огненная река (Кахатана - 3)

Первые стрелы тонко пропели в воздухе и вонзились точно в цель. Хассасины, не успевшие закрыться щитами, покатились вниз, не успев даже толком вскрикнуть. Впрочем, от стрел сангасоев их небольшие щиты защитить не могли. Выпущенные из огромных луков (вот они и пригодились наконец), тяжелые, длинные стрелы пробивали броню с невероятной силой. Первые несколько рядов приближающихся воинов были буквально выкошены.

Несколько сангасоев с помощью неутомимых, могучих фенешангов пустили вниз по крутому склону горы желтые камни, словно специально изготовленные природой для такого случая. Камни были достаточно велики, чтобы смять человека и серьезно покалечить лошадей. И пока изрыгающий проклятия Чаршамба перестраивал свои ряды, множество хассасинов были серьезно покалечены.

Когда враги подобрались поближе, Номмо и Магнус выступили со своим коронным номером: Хозяин Лесного Огня метал шары сиреневого пламени, а Магнус стряхивал с пальцев, словно капли воды, тяжелые метательные ножи, большинство из которых попадало в цель.

И все же хассасины были прекрасными воинами, и, несмотря на огромные потери, они поднялись настолько, что бой вот-вот должен был перейти в рукопашное сражение. По приказу Куланна сангасои расстреляли свои последние стрелы.

И вот уже Могаллан и Кобинан встали рядом на небольшом каменном карнизе, держа наготове свои верные мечи. Уже были слышны хриплые ругательства и громкое дыхание противника; уже чувствовался специфический запах, напоминающий пряности или лотос - тонкий, приторный, - знаменитые на всю Иману духи Чаршамбы Нонгакая...

И первая голова, крутясь и подпрыгивая, покатилась вниз, а Куланн удовлетворенно хмыкнул, опробовав свой новый боевой топор.

Они подошли так близко, что Чаршамба прекрасно мог разглядеть ненавистные лица своих бывших рабов. Ему всегда льстило, что последние полубоги этого континента прислуживают ему, не смея перечить, протестовать, просто не смея говорить. Это было приятно и ласкало его самолюбие. Но обретшие свободу, восставшие фенешанги были и страшны, и опасны. Даже в рабстве их невероятная сила потрясала придворных; теперь, многократно умноженная свободой, увеличенная необходимостью, она могла серьезно повлиять на исход сражения. Харманли Терджен уже уловил носящиеся в воздухе приказы повелителя и, до того как Чаршамба облек их в слова, направил против фенешангов отборных рыцарей, с ног до головы закованных в знаменитую кегелийскую броню. Старший магистр высоко оценил головы полубогов Иманы, противопоставив им целую сотню.

- Король всегда любил нас, - прокомментировал этот поступок Римуски.

- Харманли всегда знал нам точную цену, чуть ли не пропел Тотоя.

Суждена ли им была гибель от рук своих мучителей или жизнь, завоеванная в сражении, фенешангам уже было весело. Пьянящее чувство свободы, способность владеть собой, ощущение личной воли, гордости, достоинства - больше им ничего не было нужно. И за то, что Каэтана подарила им эту невероятную после стольких веков рабства свободу, они были готовы умереть за нее.

Волна хассасинов налетела на противника и снова откатилась, разбившись о его неприступную оборону.

И тогда Чаршамба нахмурился и повелительно взмахнул рукой...

В пещере было светло. Каэтана уверенно ступала по неровному каменному полу, оглядываясь по сторонам, подмечая все, что могло впоследствии пригодиться. Широкий коридор уводил ее в глубь горы, петляя и поворачивая бессчетное количество раз, и всю дорогу ее сопровождал неяркий желтоватый свет. Иногда под ногами с треском ломались, высохшие, выбеленные временем кости; их было довольно много, чтобы заставить задуматься над своей собственной судьбой. Иногда попадались черепа. Правда, она заметила, что черепов значительно меньше, чем могло быть при таком количестве костей. Это несоответствие наводило на дополнительные размышления, но ужасаться ей было просто некогда.

Такахай и Тайяскарон она обнажила сразу после того, как вошла. Клинки полыхали желтым огнем, вселяя в нее уверенность в своих силах и чувство защищенности. Все-таки два друга сопровождали ее всюду, и от этого на душе становилось теплее.

Под потолком и по углам болталась под порывами сквозняка такая огромная паутина, что Каэ решила быть осторожнее. На всякий случай она осматривала потолок не менее пристально, нежели пол и стены. И оказалась права. Первый любитель свежего мяса обрушился на нее с каменного свода, и она едва успела защититься мечом. Каэ и не поняла вначале, что это было: огромный, с человеческую голову, лохматый комок, отлетевший с визгом в сторону, как только напоролся на лезвие Такахая. И только когда несколько таких же тварей появились одновременно с разных сторон, она получила счастливую возможность рассмотреть, кто будет ею питаться.