Виктория Угрюмова - Пылающий мост (Кахатана - 4)

Алан и Гобир были практически недоступны смертным. Причем Гобир считался раскаленной пустыней, выгоревшей дотла еще во времена Первой войны. Что было до того, никто из бессмертных не знал, да и знать не хотел.

Джемар порой привлекал к себе внимание богов, ибо именно тут обитало немногочисленное племя хорхутов - странных существ, наделенных разумом. Они были слишком свирепы и жестоки, чтобы терпеть еще чье-либо присутствие. Поэтому среди Новых богов хорхуты считались прекрасными объектами для охоты: нужно было обладать недюжинной ловкостью и доблестью, чтобы добыть подобный трофей. Последние две или три тысячи лет Джемар служил своеобразным заповедником, где братья Джоу Лахатала расслаблялись вовсю. Однако с течением времени большинству эта забава надоела; ярыми приверженцами охоты на хорхутов остались только Веретрагна и Вахаган. Изредка к ним присоединялся Кодеш...

- Меня удивляет отсутствие следов, - молвил Траэтаона немного погодя.

- Это не единственное, что достойно удивления. Где же прячутся пресловутые хорхуты? На кого здесь охотились эти глупцы?

- Друг на друга, - усмехнулся Вечный Воин.

- Как бы не оказалось, что ты прав. - Жнец внимательно оглядывал окрестности. - Мне все здесь не нравится, сам воздух мешает дышать.

- Ты умеешь дышать? - искренне удивился Траэтаона.

- Чему только не научишься у других существ. - Драконьи полупрозрачные крылья трепетали за спиной прекрасного бога. И Воин в который раз поймал себя на том, что любуется им, не в силах отвести взгляд.

- Не гляди на меня влюбленной девицей, - лукаво молвил Жнец.

- Кстати, о влюбленных. - Траэтаона немного замялся, но все же рискнул продолжить. - Ты любишь Каэ?

- Ее все любят.

- Я о другом...

- Знаешь, воин, - мягко-мягко сказал Тиермес, - мне не положено пылать страстью, как какому-нибудь смертному юнцу, я владею другой стороной жизни. Но поскольку ты когда-нибудь все равно узнаешь правду, я предпочел бы сам рассказать тебе все.

Когда-то давно это несчастье со мной все-таки произошло. И с тех пор я, самый могущественный бог этого мира, не могу уничтожить собственное чувство. Неужели это не смешно?

Мы с ней были антагонистами: две противоположности, не принимающие друг друга. Правда, она не то чтобы не принимала меня - просто утверждала, что будет такой же Хозяйкой Ада Хорэ, как и я, если понадобится. Естественно, меня злили подобные речи. И как-то раз я решился на страшный шаг - заманил нашу девочку к себе.

- Великие боги! - ахнул Траэтаона.

Кого он имел в виду под великими богами, так и осталось загадкой. Но надо же и Вечному Воину взывать к кому-нибудь!

- Я надеялся сломить ее и подчинить своей воле; знаешь, Траэтаона, история банальная и не слишком интересная. Ограничимся сухой констатацией факта: Ада Хорэ приняла ее лучше, чем меня, потому что и мое царство нуждается в Истине. Отчаянно нуждается. А потом выяснилось, что еще больше в ней нуждается сам Жнец.

Она оставалась у меня всего семь дней. Семь человеческих дней за всю вечность. Эти семь дней я никогда не смогу забыть. Потому что это немного больше, чем любовь и наслаждение... - Тиермес внезапно прервал сам себя, вернувшись в привычное состояние иронии. - И больше никогда не касайся этой темы, безнадежно влюбленный в Истину...

Траэтаона оскалился было, но затем махнул рукой:

- Правда. Тогда ты тоже не касайся.

- А мне подобная бестактность и в голову не приходила.

Тиермес собирался сказать еще что-то, но тут его внимание привлек легкий звук, доносившийся откуда-то слева. И он поднял руку в предупреждающем жесте. Воин склонил голову.

Они ехали сейчас в узком ущелье, идеально удобном для того, кто вознамерился бы напасть на путников. И хотя друг друга бессмертные видели в своем истинном облике, для постороннего взгляда они были сейчас обычными людьми: просто два рыцаря в пропыленных плащах и потускневших от времени доспехах, на довольно-таки паршивых конях проезжали под огромной скалой, которая угрожающе нависала над каменистой тропинкой.

Скалы были практически лишены растительности, только торчали кое-где клочки жухлой травы да изредка лепилось к камням корявое, изможденное деревце. Все живое старалось спрятаться в редкой тени. Только парили по-прежнему в небе черные птицы да прыткие ящерицы шныряли между камней.

Что касается пропыленности плащей, то на этой детали особенно настаивал Жнец, скорее всего из любви к искусству. Избранный же богами способ назывался во все времена и у всех народов ловлей на "живца".