Гавриил Одинокий - Место под солнцем (СИ)

Изнутри раздался звук отодвигаемого засова и человек внутри попытался распахнуть дверь. Но, покореженная топором, толстая дубовая панель, утыканная шляпками медных гвоздей, сдвинулась едва на дюйм и заклинила. Привычной друзьям дверной ручки снаружи не было. Поэтому Борис, просунув руку в щель, потянул дверь на себя. Панель поддавалась с трудом. Всего чего он добился, это увеличить зазор вдвое. Изнутри вырвался клуб дыма, а огонь на крыше, подбодренный образовавшейся тягой, заревел с новой силой. Константин спрыгнул с крыльца, подхватил брошенную одним из разбойников пику, вставил древко в щель и всем своим весом налег на другой конец как на рычаг. С сухим хрустом древко переломилось, и Николаев едва удержался на ногах. Но и дверь не выдержала этого издевательства и, сорванная с петель упала к их ногам. В проеме показалась фигура корабела. В правой руке он держал обнаженную эспаду, а левой прижимал ко рту мокрую тряпку. Убедившись, что опасность действительно миновала, он выпустил из рук эспаду и согнулся в раздирающем грудь кашле.

— Помогите мне, — попросил он, чуть отдышавшись и, закрыв лицо тряпкой, бросился обратно в дом.

Друзья поспешили за ним в задымленную комнату, закрывая рот и нос рукавом. В дальнем углу дон Мигель, надрывно кашляя, пытался стащить с кровати, лежащую без сознания молодую женщину. Легонько оттолкнув его, Борис подхватил на руки миниатюрную женскую фигурку и понес ее к выходу. Константин попытался вывести корабела, но тот вырвался и, бросившись в другой конец дома, вытащил откуда–то небольшой сундучок. К тому времени с потолка стали падать горящие куски дерева. Константин понял, что вот–вот прогорят и обвалятся стропила. Схватив Мигеля за рукав, он потащил его к выходу.

На улице Борис приводил в чувство молодую женщину. Дон Мигель бухнулся на колени в ее изголовье и стал гладить ее по лицу, с обреченным видом шепча: «Мария, Мария».

— Ничего страшного, — ответил Борис по–русски на немой вопрос Константина. — Дымом надышалась и от этого сознание потеряла. Даже искусственного дыхания не требуется — сама дышит. У нас бы ей конечно кислород дали, но и так отойдет. Не была бы она беременная, я бы вообще беспокоится не стал. Но думаю, что все обойдется.

Только сейчас Николаев заметил выпирающий под платьем живот.

Вдвоем они стали успокаивать Мигеля. Тот, не вставая с колен, схватил каждого из них за руку и попытался их поцеловать. Друзья с трудом вырвались. Спасло их также то, что женщина пришла в себя и корабел вновь бросился к ней.

Оставив Мигеля ухаживать за женой, друзья вернулись к команде каравеллы, которая, растащив крючьями горящие бревна мастерских, заливала угли водой. В одном из сгоревших сараев обнаружили труп парусных дел мастера. Убит он был ударом ножа в спину.

За всей суматохой не заметили, как совсем рассвело. Матросов отправили обратно на корабль с указанием капитану, что они задержаться здесь еще на пол дня. Мигель потерянно бродил по пепелищу, подбирая кое–какие уцелевшие инструменты. Подошли из ближайшей деревеньки на свое, более не существующее, рабочее место плотники и подмастерье погибшего мастера. Юношу Мигель отправил за священником, а плотникам поручил пригнать телегу, чтобы вывезти покойников на кладбище.

Друзья сходили на корабль позавтракать и вернулись, когда трупы уже увезли. Корабел сидел, обняв за плечи жену, на обрезке бревна в основании стапели — единственного, что осталось в сохранности от всей верфи. У ног его стоял тот самый сундучок, да кучка обгорелых незамысловатых инструментов. На крышке сундучка лежало закопченное железное настенное распятие и оплавленный серебряный подсвечник. Это было видимо все, что ему удалось собрать на пожарище. Увидев друзей, дон Мигель поднялся.

— Я перед вами в неоплатном долгу, — прижав к груди руки, он низко поклонился. — Вы спасли жизнь не только мне и моей жене, но и моему еще не рождённому сыну. Я вечно буду молить святого Яго за вас. К моему глубокому сожалению мне вас больше нечем отблагодарить. Мой дом и верфь сгорели, дон Хуан убит, а ведь он проработал на этой верфи почти тридцать лет. У меня осталось лишь около полусотни мараведи [45] Мараведи — Золотая монета, чеканилась в Испании и Португалии приблизительно в 1112–1223 гг. , да чертежи кораблей, — корабел тронул носком сапога свой сундучок. — Если повезет, устроюсь на чью–нибудь верфь управляющим. В крайнем случае придется вспомнить ремесло плотника.