Леонид Борисов - Драгоценный груз

- Виргиния!.. Ты видишь, я в чужом краю... Помоги мне, не покинь среди чужих людей... Виргиния, ангел мой!..

Матросы - далеко не все, а только часть команды - получили разрешение сойти на берег до семи утра. Эдгар заявил, что -и он с ними. Его не поняли, - как это и он с ними? Разве у него нет здесь дома, квартиры, друга, приятельницы, любовницы, наконец!

- Мы идем в одно веселое заведение, - сказали матросы, такое веселое, что обратно на борт корабля не пойдем, а поползем, и то с помощью товарищей с какой-нибудь соседней посудины.

- На якоре "Русалка", - заметил кто-то из матросов. - Узнаю ее и в профиль и в фас.

- Рядом с нею "Нептун" из Глазго, - добавил помощник капитана, ему особенно хотелось поскорее сойти на берег, у него в Санкт-Петербурге были весьма близкие друзья. - Мистер По, - обратился он к Эдгару, - золотые вещи и крупные деньги советую оставить на борту: время ночное, как-никак...

- Положимся на волю господа и его слугу-озорника по имени Случай, - ответствовал Эдгар, туже стягивая резиновые тесемки капюшона на шее. - С нами бог, - совершенно серьезно сказал он, сходя по узкому трапу на берег.

- И тридцать два апостола, - не очень-то смело добавили матросы: только на суше позволяли они эту шутку, на борту, в море даже подумать было страшно о том, чтобы каноническую дюжину апостолов увеличивать на двадцать человек.

- Скажите, кстати, - спросил Эдгар помощника капитана, за какой надобностью прибыли вы в Санкт-Петербург? Я что-то не заметил никакого груза...

- Если вы его не заметили, - сдерживая улыбку, ответил помощник капитана, - это значит, что мы доставили в Санкт-Петербург что-то такое, что является очень и очень драгоценным грузом.

- Например? - настаивал Эдгар.

- Например, хотя бы вас, мистер По, - ответил помощник капитана. - И, если пожелаете, мы в любой момент к вашим услугам.

Моросил холодный, пропахший болотом и чем-то горелым дождик. Звуки гармоники доносились хотя и глухо, но как-то особенно страстно, зовуще, от полного сердца. Перешли широкую дорогу, замощенную булыжником, похожим на такой же точно булыжник во всех городах мира. Этот пустяк несколько успокоил Эдгара. Он поднял голову, взглядом поймал большую зеленую звезду, на несколько секунд выглянувшую в прореху жидких осенних туч, назвал звезду Ленорой и помахал ей рукой.

- Здравствуй, Ленора! - громко сказал Эдгар. Матросы рассмеялись, самый старший толкнул вбок кулаком одного, другого, давая этим понять, что у пассажира, безусловно, не все дома, но это ничего не значит: именно такие - самые хорошие, самые добрые люди.

- Сюда, - сказали матросы Эдгару, предупредительно расступаясь перед покосившейся дверью с огромной веревочной ручкой. За дверью было шумно, когда она открылась, к шуму был добавлен такой тяжелый, запросто называемый вонючим, воздух, что Эдгар отшатнулся.

- Артур Гордон Пим дышал в трюме точно таким же воздухом, - вслух произнес Эдгар и, согнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, вошел в помещение трактира, одного из тех дешевых приютов, где за три пятака дают водку, соленые 'огурцы и сколько угодно хлеба. Матросы с "Роберта Фултона" запомнили и полюбили это веселое заведение за то, что хозяйкой его была прекрасная Мария по фамилии Гаврилова. Она и сейчас была здесь, она занимала место за стойкой, величественно улыбаясь вошедшим.

- Очень рада видеть вас, господа, - сказала она по-английски. - А это кто с вами?

Ей не ответили, было очень шумно, дымно от десятка трубок с крепким табаком и русской махоркой, пахло кислыми щами, спиртом и осенью - тем запахом, который можно отыскать только в Санкт-Петербурге и только в сентябре. Матросы нашли свободное место за длинным деревянным столом и, забыв о своем спутнике, занялись выпивкой. Эдгар встал подле стены и, раз взглянув на хозяйку, уже не в состоянии был отвести от нее взгляда.

Он даже капюшон опустил за спину, он даже дышать стал реже и настороженнее, приложил правую руку к сердцу и поблагодарил создателя за то, что он устроил так, что вот сейчас его покорный, несчастный раб находится на чужой земле и созерцает великое, неслыханное чудо: в русском трактире видит Виргинию - живую Виргинию, чуточку располневшую, чуточку похорошевшую, немного более румяную, чем она была прежде, здесь, на земле, живая, но - вот она...

- Мадам! - крикнул Эдгар, протягивая руку к хозяйке, улыбаясь ей бессмысленно, тупо, блаженно, - Виргиния! - крикнул он и опустился в изнеможении на стул подле прилавка. - Виргиния! - повторил он, не опуская рук, и хозяйка, Мария Гаврилова, поняла это, как просьбу, как заказ. Она спросила: