Против Матвеева ожидания Белоножко при этих словах перестал норовить в обморок. Мало того — он даже порозовел и явно приободрился. И сказал:
— Фиксирую. Только не в поле. В кармане.
— Что?! — Молчанов чувствовал, что его молчановские брови взбираются куда-то к самой макушке.
— Альтернативная правдоподобная кандидатура. Даже не кандидатура, а собственно оригинал. Ты, кажется, интересовался, где я был во время гипноудара? Вот, ловил. И поймал.
Он запнулся на миг, беззастенчиво наслаждаясь выражением Матвеева лица, затем смилостивился:
— Ты не думай, я не время тяну и не выкручиваюсь. Сейчас все объясню, сперва только ответь: ты же, конечно, знаешь, что такое «Макрохард»?
— Точно убью гада, — выцедил Матвей, набычась.
— Х-хе! Кто из имеющих хоть какое-то отношение к компьютерам не мечтает убить «Макрохард»?! А на деле макросы уже больше двух столетий сами всех имеют во все места… и всех имеющих отношение имеют, и антимонопольные законодательства, и…
— Я не про «Макрохард», — перебил Матвей, уставший дожидаться окончания этой еще одной разновидности мужичьей истерики. — Я тебя, гада, убью. Из милосердия — чтоб ты не захлебнулся своим словесным поносом.
— Ладно, еще только один вопрос. Крупнотвердые всю дорогу собачатся с Лигой. Какое впечатление производит?
Лже-Чинарев гулко вздохнул, промямлил что-то в роде «лучший способ отделаться от сумасшедшего — не противоречить»; потом сказал внятнее и громче:
— Даже еще более жалкое, чем твои монологи. В осведомленных кругах потрындевывают, будто макросы как бы не главные основатели Промлиги. Подгребли через нее управляющие пакеты чуть ли не всех оближенных, и вообще… А грызня — это для общественного мнения, для хлопов то есть.
— Трогательное совпадение наших мировозз… — Тут Белоножко перехватил весьма недвусмысленный взгляд Матвея и моментально сделался очень серьезен и деловит:
— Так вот, мой дядюшка в «Макрохарде» не бугор, конечно, — так, бугорок… но довольно заметный. И вот перед самым моим отъездом на практику…
Молчанов слушал, не перебивая, внимательно слушал. Дослушав до конца, попросил — странно, будто бы обмирая:
— Покажи, а?
Виталий торопливо выпутал из кармана и перебросил ему черный цилиндрик, отдаленно напоминающий «семечницу». И пока Матвей, изловив, так да этак вертел перед глазами брошенное, положительный человек староста завел снова:
— Понимаешь, мне все это сразу не понравилось. С чего бы, думаю…
— А почему он передал это через тебя? — вдруг оторвался от рассматривания хакеро-поэт. — Был же с нами сопровождающий офицер… экипаж транспорта, который нас доставлял… отчего бы не с ними?
— Ага, вот и ты тоже вбрэйнился… Передал… Если б же ж передал! Он, понимаешь, просил не лезть с этим к Изверову. Ну, мол, Извергово начальство в курсе и наверняка его предупредило, а так старый склочник развоняться может… просто из склочности. И деньги прикарманить. Понял? Любой из космотрансовских обязательно бы первым делом про все доложил ответственному за старт-финишер. И сам бы экспериментировать не полез. А меня дядя вроде как купил. И припугнул: радужные перспективы сулил, но я-то знаю… он и наоборот запросто может — чтоб нерадужные… А Изверг ни хрена не знает: я сейчас, когда снимал, то специально проверил — на этой штуке симулятор стоит. Она на все входящие реагирует, как стандартный тест-блок. Сразу, тогда, я ничего толком, конечно, не понял, но кишками учуял: подставляет, гад. А здесь уже, когда увидел… Ну, какая хрень между вас творится… Тут у меня в системке все сразу и подгрузилось. Вот смотри… Я единственный во всей этой вашей драчке ни при какой стороне, и я же единственный, который может что-то понять и потом распустить язык. Ну, еще Изверг такой же, но ему лишние неприятности сейчас — ты ж знаешь — как плазмотроном по зад… по затылку то есть, — торопливо выправился Виталий, опасливо зыркнув на коммуникатор (спохватился, небось: а вдруг-де волку-ветерану именно сейчас взбрело прослушать каюту вживе?!). Наскоро переведя дух, надежда курса продолжил:
— А, например, удайся у них с «Вервольфом», так Изверов бы, от нас всех в отличие, уж бы точно не спасся — ему о персональной капитанской спаскапсуле позабыть легче, чем свою драгоценную «Мотру» бросить. А я теоретически мог уцелеть. И сообразить. И, возьми меня за гланды тот же Интерпол, — рассверчаться. А так… Понимаешь, дядюшка считает меня редким трусом…
Читать дальше