— Ну потерпи, еще не готово. Вечером все увидишь.
— Ленок, ты способна на подвиг? — Чин-чин не изменил позы, и голос его пресекался от напряжения.
Леночка зарделась еще милее:
— Смотря ради кого… то есть чего.
— Ради меня! Ты могла бы ради меня пожертвовать самым святым?
— Прыткий какой! — пролепетала Леночка в крайнем смущении. — Вот так тебе сразу возьми и жертвуй… Приличные люди сначала знакомятся с родителями, ухаживают… Объясняются… Ну… Ну хорошо. Только не здесь же и не при нем, — она коротко глянула на обездвиженного Виталия, который вполне бы сгодился для надгробного памятника Заветной Мечте.
— Именно здесь и при нем, — нежно произнес Чин-чин, распрямляясь, и вдруг гаркнул так, что даже Белоножко вмиг утратил незыблемую монументальность: — Снимай платочек, горе мое!!!
Единственно, чему папа-директор сподобился выучить свое достойное чадо, так это беспрекословно повиноваться руководящему рявку. Пальцы Леночки моментально вздернулись к косыночному узлу.
А рявкнувший снова заговорил нормальным человеческим голосом:
— Детка-лапочка, ты хоть соображаешь, на что навертела свою драгоценную челку?
До юной Халэпы начало доходить.
— Я думала, это тоже одеколон, — бормотала она, разматывая волосы. — Думала, зачем тебе два? И запах такой приятный у тебя в каюте стоял — думала, от него…
— Это не одеколон пах, — мрачно прокомментировал Белоножко. — Это текила воняла.
— Сам ты!.. — окрысилась Леночка. — А потом так здорово придумалось с челк… чел… ой!
То ли она запуталась в волосах ногтями (каждый из которых, кстати сказать, являл шедевр живописи и длиною был без малого в дюйм), то ли еще что, но только временно исполнявший обязанности бигуди эллипсет-контейнер выскользнул из девичьих рук и упал. Прямехонько в чашку.
— Молодец, — Чин-чин отер с лица брызги и осторожно запустил пальцы в приторную горячую жижу под названием эрзац-кофе. — Одно слово — Халэпа.
Леночка обиженно шмыгнула носом, но Промолчала.
Некоторое время все наблюдали, как по бокам контейнера оползают и срываются на пол густые, исходящие паром потеки.
— Может, еще заработает? — нервно облизнулся Виталий. — Все-таки плазменная гравировка, термостойкость, защита… А механизм приема-подачи промоем… Может, еще ничего, а?
— Против нашего Ленка никакая гравировка не устоит, — вздохнул Чин-чин. — В общем, так: если ты (это Леночке) не хочешь ударить перед поверяющим чем-нибудь в грязь и подвести папу, и если ты (это старосте) не хочешь отвечать за срыв практики, то чтоб мне через полчаса семечница была чиста и работоспособна. Поняли?
— Поняли, — папенькина дочка осторожно, двумя пальчиками взяла контейнер и снова шмыгнула носом. — Лично я все поняла. Все-все. Пошли, Виталенька, — тут она как-то очень сложно улыбнулась (половина ее лица, обращенная к старосте, улыбнулась обещающе, а другая, повернутая к Чинареву, — мстительно), — пойдем, Виталь, мне как раз хотелось пообщаться с тобой… как это… тет-на-тет.
Выходя из рубки, она зыркнула через плечо, желая насладиться выражением Чинчиновой физиономии, но насладиться не удалюсь: студент Чинарев беззвучно и самозабвенно ржал.
Повезло всем. Даже хромой Недобиток спасся: он кинулся наутек прямо под ноги Гиганту, и тот его не заметил. А вот Рысак… Наверное, рано или поздно это должно было случиться. Рысак слишком бравировал своею знаменитою прытью, слишком уверовал в свою безнаказанность. Ему уже казалось мало просто спастись, он каждый раз норовил поглумиться над неповоротливостью Гигантов, над их тупостью… Вот и доглумился, паркет ему ворсом…
Осторожно приподняв край конфетной обертки, Ногочет следил, как Гигант нагибается, рассматривает черное тело, скорчившееся у самых его Гигантовых ступней жалко и трогательно, как зарубленная топором старушка… Потом страшилище выпрямилось и обвело коридор пристальным взглядом отвратительных мокрых глаз. Ногочет снова поторопился уронить себе на голову яркий красивый целлофан, занавешиваясь им от этой жуткой ищущей пристальности. «Только бы не заметил! Темнота-укрывательница, Теснота-защитница, смилуйтесь! Только бы не заметил!»
Да нет, на Укрывательницу с Защитницей надеяться не следовало бы: какие уж Темнота-Теснота могут быть под невесомым полупрозрачным обрывком среди огромного коридора! А все-таки, корчась под никчемным, но (душистым и очень красивым укрытием (хорошо укрытие — усы аж до половины торчат!), Ногочет вдруг услыхал тяжкий грохот Гигантовых шагов. Стихающий грохот. Удаляющийся. Ф-фу… Красота спасла таракана. Значит, и мир она тоже наверняка спасет.
Читать дальше