Федор Чешко - Архангелы и Ко

А потом кто-то из всадников опять произнес: «Любимец Создателя». И перебранку словно бы обрубили.

— Что ты хочешь за свою не пригодную ни к чему полезному смеющуюся дубинку? — перевел ноут уже явно к Матвею обращенный вопрос.

Тот пару секунд соображал, что такое «смеющаяся дубинка». Сообразив, ответил:

— Наконечники стрел.

— В глаз, — перевел комп-транслэйтор мгновенно последовавшую встречную реплику. И добавил: — Фиксирую множественные внесмысловые эмоциоиасыщенные звуки, обозначающие высшую степень проявления положительных эмоций.

То есть, значит, всадники ржут как лошади. Это, значит, шутка была. Значит, у них и чувство юмора имеется. Правда, юморочек этот под стать крэнговскому — так чего ж еще ожидать от примитивного дикарского разума?

Бухгалтер Рашн крепко закусил губу, сдерживая очередной пароксизм истеричного хихиканья. Вот прямо так, с до крови прикушенной губой, он и вымямлил:

— Не в глаз. В карман. В сумку. В эти… как там у вас… вьюки.

Черт знает, как комп перевел всю эту багажную терминологию. Наверное, удачно перевел, потому что с ответом всадники не промедлили:

— Хорошо. Одна дубинка — одна стрела.

— Десять стрел, — сказал Матвей.

— Пять, — сказали всадники.

Вот вам и сказочки про совершенно чуждый тип разума. Таких чуждых на любой земной толкучке больше, чем некастрированных тараканов.

Матвей вздохнул, потом еще раз вздохнул, а потом сказал:

— Ладно. Подавитесь, мартышки.

Комп тут же заныл по-всадничьи, и его хозяин втянул голову в плечи, запоздало сообразив, какой может оказаться реакция аборигенов. Но ничего страшного не произошло. Наверное, давиться у всадников не считалось чем-то плохим, а мартышки… может, это у них вообще комплимент?

Все еще боясь подняться с колен, следил хакер-поэт-бухгалтер, как один из всадников отстегивает от седла и роняет на песок увесистый длинный чехол; как другой шимпанзеобразный спешивается и на полукорточках крадется к винтовке…

— Теперь быстро уноси свой пока еще не выпотрошенный живот, — бесстрастно пробаритонил ноут, после чего опять доложил о фиксировании высшей степени проявления положительных… в общем, что очаровательные байсанские остроумцы вовсю радуются своему остроумию.

Тем временем всадник-пешеход стыл в нерешительности близ «смеющейся дубинки»: косматая лапа протянулась было к винтовочному стволу, да так и зависла, не дотянувшись. То ли шимпанзоид опасался своего новоприобретения, то ли…

Абориген был так близко, что ни биноскоп, ни запотелость вотч-амбразуры не мешали коленопреклоненному бухгалтеру вполне отчетливо видеть даже бахромчатых многоножек, снующих меж колтунами голубоватой шерсти. И уж тем более отчетливо Матвей видел ощеренную заросль слюнявых клыков. Длинных клыков — чуть ли не с Матвеев мизинец. Под впечатлением такого соседства молчановская вера в светлое будущее заметно поиссякла. Тем более что мутные прыщеподобные глазки шимпанзоида, устремленные вроде бы главным образом на винтовку, то и дело позыркивали и на ее бывшего обладателя.

Разобраться в выражении хищной аборигенской морды, естественно, не представлялось возможным, так что позыркиванье могло означать что угодно. Например, равную опаску перед человеческим злым оружием и перед самим человеком. Или… Черт, уж не подумывает ли поганая обезьяна испытать покупку на отрыгнутом тучами неправильном продавце?!

Матвеева рука помимо хозяйской воли судорожно задергалась у пояса, нашаривая термокинжал, но тут внезапное, ощущаемое не слухом, а коленями через почву и комбинезонную «ткань» тяжкое гупанье вынудило бухгалтера испуганно заозираться.

Оказывается, двое верховых аборигенов успели отбыть по каким-то своим аборигенским делам, причем успели не только что — среди развалин маячили уже лишь их удаляющиеся всклокоченные головы. А безвсадничная тварь разнервничалась: хрипя и охлестывая себя по морде растроенным языком, бронированная скотина мелко подпрыгивала на месте… ой, нет — не на месте! Кошмарная помесь лошади, носорога и танка ПРИБЛИЖАЛАСЬ. Все заметнее, все быстрей… Господи!

Мимика всадника была для Матвея загадкой, а вот более чем своеобразные приплясывания «лошадки» почему-то ни малейших сомнений не вызвали в недружелюбности ее намерений.

— Не шевелись!

Нет, Матвей и так вряд ли сумел бы вытряхнуться из полуобморочного столбняка. Даже если бы сразу понял, что это вновь проснувшаяся программа «Боохр-7» именно его, Матвея, предостерегает от шевеления, а не пытается строгим окриком остановить всадническую подседельную жуть. И даже если бы сразу понял, что любое шевеление попросту бесполезно. Отбиться от на глазах звереющей скотины термокинжалом нечего было и думать — винтовку загораживал шимпанзоид со своими клыками…