Марина Дяченко - Судья

Он молчит в трубку. Долго молчит; мне, впрочем, спешить некуда. Я снова делаю музыку громче.

— А вот моя Лада, — говорит он наконец, — считает, что в мире обязательно есть люди, которые откажутся. Когда я с ней, мне кажется, что она права. А когда я слушаю вас…

— А она сама? Отказалась бы от денег, пощадила бы мою голову?

Он снова молчит.

— Мы не можем пожениться, — говорит он наконец. — Отец не разрешает. Это так унизительно… Быть вместе, но нищими. Ей придется бросить университет и идти работать прачкой или торговкой на рынке… А я, мужчина, должен буду на это смотреть?

— Стало быть, эти деньги нужны ей больше, чем представление о бескорыстном мире, — говорю я.

— Господин Судья, — возникает он после паузы. — Я ведь жертвую своей долей в семейном деле… Давайте хотя бы попытаемся, а? Не может быть, чтобы мы за тридцать дней не нашли какого-нибудь… дурачка. Не может быть, чтобы нам не повезло. Я очень прошу вас, соглашайтесь… А?

— Последний вопрос, — говорю я. — Как вы считаете, устраивать людям испытание без их ведома — красиво?

— Это микрофон-петличка, — объясняет волосатый парень с татуировкой на запястье. — Вы приколете его, как булавку, на воротник, и на пульте услышат каждое слово: ваше и вашего собеседника.

— Хорошо, — отзываюсь я.

— А вот это наушник, — парень вынимает из коробочки круглую пуговку размером с ноготь мизинца. — Вы вложите его в ухо и сможете слышать режиссера и оператора… Они будут сообщать вам о ходе действий. Могут попросить поменять положение — чтобы не перекрывать партнера. И, конечно, предупредят об опасности…

Я улыбаюсь. Парень верно истолковывает мою улыбку и отводит глаза.

— А правда, что вы можете пулю на лету схватить? — спрашивает уже другим голосом.

— Правда, — я хмыкаю. — Только это неприятно. Она горячая.

— А как…

— Не знаю. У нас в роду по мужской линии все такие.

Теперь он хочет спросить, правда ли, что я осудил на смертную казнь десять невиновных или даже двадцать. Я морщусь, и он не спрашивает. Не решается; возвращается к делу:

— Камер вы не будете видеть. Но оператор вам в наушник может сказать, где камеры. Самое интересное для съемок — это все-таки ваш партнер. Видеозапись — главный документ, подтверждающий, что он мог вас убить, но отказался. Поэтому будем снимать очень подробно…

Глаза его понемногу затуманиваются. Он думает о том, что сделал бы с деньгами, обещанными за мою голову. Пытается не думать — но не может удержаться.

Я не осуждаю его.

Я ухожу в отпуск. У меня накопилась чертова прорва отпуска — за много лет. Мой напарник, Рут, недоволен:

— И что я буду без тебя делать? Автоматику пускать?

— Пускай, — говорю я.

Подсобка оклеена выцветшими плакатами с моей физиономией. Пол бетонный; Рут плюет на пол. Рут маленький, рыжий и злой, как блоха. На позапрошлой неделе от него ушла жена.

— Заодно научишься работать с автоматикой, — говорю я примирительно.

Рут открывает рот и сообщает мне, куда я должен засунуть эту такую и растакую автоматику.

Я не обижаюсь. Тем более, что у моего напарника личные проблемы.

День первый.

Выезжаем на рассвете. Съемочная группа, замаскированная под обычных туристов, едет на автобусе. Меня везут на замечательной бронированной машине; у нее бесшумный легкий ход, кондиционер и телевизор для пассажиров, но главное — в ней очень трудно устроить аварию таким образом, чтобы я пострадал, а водитель и Георг — нет.

Георг сияет. Он выступает координатором проекта; он очень тщательно все подготовил. Сейчас мы едем на Жемчужный курорт, где нежатся в лучах мягкого солнышка благополучные, богатые и счастливые люди. Георг говорит без остановки: обещает мне прекрасный отдых и незатейливо намекает на одиноких богатых вдов, которых на Жемчужном пруд пруди и среди которых, по его мнению, я могу выбрать претендентку для финального ток-шоу…

Он уже видит это самое шоу, будто воочию. Видит студию и зрителей в студии, вдову, раскрасневшуюся от смущения и увешанную бриллиантами. И как вдова сперва смотрит документальный фильм со своим участием (она отказалась меня убить, как именно, я еще не знаю, надо посмотреть сценарий), потом прижимает к глазам кружевной платочек и жеманно сообщает в микрофон, что ничего особенного в ее поступке нет. Во-первых, она не может убить и муху, во-вторых, я ей симпатичен, и наконец, ей вовсе не нужны деньги: муж оставил ей в наследство сеть ресторанов и нефтеперерабатывающий завод…