Они были одногодками и поженились в девятнадцать лет. В сущности, она с самого начала реалистически смотрела на вещи и думала про жениха так: «В двадцать лет ума нет — и не будет». Действительно, прошел год, а ума у мужа не прибавилось. Она стала думать: «В сорок лет денег нет— и не будет», зная уже твердо, что и это сбудется, но, слава богу, еще не скоро.
Ей и надо-то было не так уж много. Она хотела, чтобы с годами, как и положено, у них в доме рос достаток. Так и муж был не против. А достаток не рос. Ну, что тут будешь делать… Муж еще подростком окончил техническое училище, выучился на сантехника и, как устроился однажды на работу в одну жилконтору, так и проработал там всю жизнь. Он не пил и не брал подачек от благодарных жильцов, и его трудовая книжка была полна всяких поощрений. Зато другая популярная книжка начисто отсутствовала.
У них росли дети, родители влезали в долги, чтобы у детей все было, семья ждала получек, как праздников, вот и выходит, что праздников все-таки у них было много.
До сорока лет оставалось совсем мало времени.
Вырастали незаметно дети. Бывшие друзья выходили в начальники, строили дачи, ездили отдыхать во всякие экзотические места, в том числе и за рубеж. А многие, даже и в начальники не выходя, имели такие же, а то и большие удовольствия. Временами жена говорила как бы между прочим: «А такой-то проработал два года на Севере и купил „Жигули“. А другой потрудился тот же срок в какой-то стране и теперь вообще ездит на черной „Волге“. Муж слушал молча и думал, что тоже не прочь на чем-нибудь ездить, но его никуда на большие заработки не зовут: то ли в чужих странах своих сантехников как нерезаных собак, то ли на Севере туалеты сплошь неблагоустроенные. Он думал так, а сам сроду палец о палец не ударил для того, чтобы где-нибудь чего-нибудь подхалтурить. И не потому, что ему было лень работать, а потому что было как-то стыдно и неловко суетиться, чтобы правдами-неправдами зашибить деньгу. Часто ему было по-детски неведомо, откуда вообще у людей, особой ценности для общества не представляющих, берется повышенное благосостояние. Может, от бережливости?
Он жил как нравилось. В свободное время читал книги, ходил в кино, любил посидеть с удочкой у речки, побродить по лесам с корзинкой. Он и детей и жену приохотил к этим недоходным занятиям. Он постоянно притаскивал домой всякую попавшую в беду лесную живность, лечить и выхаживать которую приходилось обычно жене. В их доме квартировали и зайцы, и ежи, и голуби, и даже одна гадюка.
Он тратил деньги на всякую ерунду, покупал разные рыболовные штучки, легко давал знакомым мужикам на бутылку, а они часто забывали возвращать долг.
Он с детства и до конца жизни писал стихи, которые так ни разу и не увидали свет. Вот такие, например:
А я без ружья мою жизнь проживу,
я проживу мою жизнь без сберкнижки…
Конечно, даже его собственный язык буксовал, произнося эти строки, но что-то в них было.
Когда-то, еще в молодости, жена наивно думала, что она сделает из своего непутевого мужа человека. И у нее вроде бы были все основания так думать. Она с самого начала забрала всю власть в свои руки, любила и умела командовать, и муж ей охотно подчинялся. И только через много лет, когда уже ничего нельзя было изменить, она поняла, что это он незаметно переделал ее по своему образцу и подобию. Но ей, если серьезно, уже и не очень-то хотелось другой жизни. И если она нет-нет да и заводила неприятный для мужа разговор о чьих-то выдающихся денежных победах, то это было скорее по привычке.
Они были, в сущности, еще совсем не старыми, они были еще достаточно молодыми, когда выросли дети и разъехались по своим делам кто куда. Дети получились хорошими.
…Она силой накормила птенца, и птенец уснул. Но он будил ее ночью еще несколько раз, как полагается малому ребенку. Она вставала, ворча про себя, прижимала птенца к груди, шептала ему что-то, и он постепенно успокаивался. Муж тоже просыпался, он молча курил и молча ругал себя за этого дурацкого птенца. Он глядел на свою постаревшую жену и думал, что надо было там, в лесу, просто-напросто пройти мимо, птицы сами позаботились бы о своем детеныше.
Несколько раз глаза птенца начинали затягиваться мутной смертной пленкой, но каждый раз его возвращали к жизни. И птенец, видимо, понял, что умереть ему так просто не дадут. Понял и однажды возвестил о своем намерении жить долго гортанным восторженным криком.
Птенец стал быстро расти, он бродил по квартире, тут и там оставляя свои плохо смываемые следы, выбрасывая землю из цветочных горшков. Он рос настырным, смышленым, крикливым. Хозяин изрыл все газоны и клумбы в поисках червяков для своего питомца, и в конце концов хозяина оштрафовали.
Читать дальше