Михаил Первухин - Зеленая смерть

Но я-то понимал, что значит все это!

У чудовища, погубившего одного, — нет, двух моих водолазов, — был компаньон. Это он теперь плыл к бухте…

И еще вопрос, был ли он один?

Может быть, мне мерещилось?

Может быть, у меня мелькало и рябило в глазах?

Но нет, я видел, я видел! Здесь и там из волн моря высовывались, поднимаясь на большую или меньшую высоту, такие же безобразные бочкообразные головы. И воды всей довольно обширной бухты вскипали, бешено крутились, потому что их приводили в движение колоссальные двадцатисаженные зеленые тела с могучими хвостами, бешено хлеставшими волны…

Тем временем машинистам удалось значительно поднять пары и пароход шел уже довольно быстро.

Рулевой направил его несколько в сторону, будто стараясь поставить под защиту береговых скаль. Маневр, как кажется, удался: по крайней мере, добрых десять минут «Сузи» бежала по берегу, и ни одно из чудовищ, переполнявших бухту, кувыркавшихся в ней, гулко шлепавшихся о воду, не обращал внимания на бегство судна.

Но это длилось, повторяю, не больше десяти минут.

И вот в то время, когда мы были уже близки к открытому морю, словно по кем-то данному сигналу пять или шесть чудовищ с невероятной быстротой ринулись в погоню за нами.

Они плыли, держась друг около друга. Над водой были видны только лоснящиеся зеленоватого цвета круглые спины да тонкие длинные змеинообразные шеи, поддерживавшие бочкообразные головы.

Я видел, что головы эти были двух категорий: у одних, должно быть, у самок, как-то помягче, покруглее и без висюлек-усов.

У других, по моему предположению — самцов, головы значительно большего размера, с более резко определенными чертами и с длинными, пожалуй, до саженя величиной, гибкими, словно резиновыми, усами.

Положительно почти не сознавая, что я делаю, я снова навел пушку на наиболее близко подплывшее к «Сузи» чудовище.

Миг — и пушка рявкнула своим медным горлом. Клубы порохового дыма окутали всю палубу.

Картечь, свистя и визжа, тучей понеслась навстречу гнавшемуся за нами «чудищу».

«Чугунная смерть» шла встретить «Зеленую смерть».

Сквозь дым я видел неясно результаты выстрела: часть картечи пролетела мимо змеиной шеи и пошла прыгать по волнам. Но часть, быть может, десять-двенадцать картечин, ударили в рыло «Зеленой смерти» и пониже, под головой, в гибкую шею. Голова обратилась в кровавую лепешку. Шея была изорвана в клочья, перешиблена, почти перерезана, словно ножом.

Колоссальное темно-зеленое туловище на мгновенье все, во всю свою огромную величину, выскочило из воды, изогнувшись, словно пружина, потом упало, перевернулось вверх беловатым брюхом и поплыло куда-то в сторону.

Плывшая за усатым самцом, быть может, главарем этого фантастического стада, самка с оглушительным и жалобным ревом или, скорее, стоном крутилась около обезглавленного тела. Она выла, да, положительно выла, изгибая тонкую, гибкую шею и поднимая круглые глаза к небу. Она ласкалась, она обвивала туловище убитого друга шеей, словно рукой, и обнимала его своими огромными ластами.

В это мгновенье выстрелил Перазич.

Его пушка была заряжена не картечью, а гранатой. Граната перелетела группу из двух передовых чудовищ и с оглушительным треском взорвалась над несколькими плывшими поодаль ящерами, осыпая их осколками.

Не могу сказать, попали ли эти осколки, поранили ли они кого-нибудь. Но факт тот, что после взрыва гранаты чудовища моментально ушли под воду, попрятались. Миг — и воды бухты уже не кипели, не бурлили.

Правда, волны еще бежали к берегу и с тихим рокотом умирали у скал. Но темно-зеленых туловищ, но змеинообразных шей видно нигде не было.

Исчезло даже обезглавленное туловище «Зеленой смерти», убитой мною.

Я прямо не верил своим глазам!

И если бы не смертельно бледные лица моих матросов, да не крики о помощи, доносившиеся изнутри судна, куда свалилось человек пять-шесть моих «храбрецов», все происшедшее казалось бы мне отвратительным кошмарным сновидением.

По совести скажу, понадобились целые сутки пути, добрых четыреста километров расстояния от Безымянного острова, чтобы на судне у меня восстановился хоть кое-какой порядок.

Один из матросов, и вовсе не из робких малых, форменно спятил с ума.

Он запрятался на самом дне трюма, и на все наши уговоры выйти только щелкал зубами да кричал:

— Зеленая смерть! Зеленая смерть!

Другой лежал с остеклевшими глазами в моей каюте и что-то тихо бормотал. Голова его пылала, как в огне, от всего его тела так и несло жаром. Он умер, не приходя в себя, и мы похоронили его по морскому обычаю тут же, в море.