Разделочный комплекс: активация с внешнего пульта, команда #6255. Головка пресса активируется автоматически по завершению разделки.
Руководство по утилизации биоматериала. ИТИ, б/г — С. 10
Алиса лежала на станине разделочного пресса ПРМ-118. Конечности и хвост её были просунуты в крепёжные отверстия, голова зафиксирована у подбородка пластиковым хомутом. Над собой она видела нависающую головку пресса с тускло поблёскивающими резцами и двумя пневмобатареями по бокам, фреоновый охладитель, красный рычаг поперечной подачи гнека на направляющие. Смотреть на эту машинерию не хотелось. Скосив глаза левей, она могла увидеть другой пресс, на котором что-то лежало. Судя по знакомому запаху медвежьего помёта — это было всё, что осталось от Джузеппе. Запах перебивали пары желудочной кислоты, крови и дезинфицирующего раствора. И почему-то пахло мокрой тряпкой, это было особенно противно.
Лиса пыталась занять себя тем, что скашивала глаза, чтобы разглядеть сливную воронку в полу.
Она прекрасно понимала, где находится. Это был самый нижний ярус подвалов — ниже биореакторов. Сюда свозили дефное, заражённое мясо, негодное даже на препараты. Лиса знала, что её тело рано или поздно попадёт именно сюда, но не предполагала, что это случится так быстро.
К своему же собственному удивлению, она почти не чувствовала страха или даже обиды. Наоборот, в происходящем было что-то логичное и справедливое. Кто бы её сюда не притащил — а лиса была уверена, что её именно тащили, причём не церемонясь: шерсть на коленях была содрана, костяшки пальцев саднило — он был в своём праве, будь то институтские безопасники или заказчики Джузеппе. Хотелось только, чтобы всё кончилось побыстрее и без лишних страданий. Боль она уважала, но не любила.
Над головой раздался странный звук — что-то вроде тихого потрескивания: «крри-кри».
Алиса попробовала пошевелиться. Ничего не вышло, только пластиковый хомут под подбородком натянулся и перехватил дыхание. Лиса закашлялась, пытаясь протолкнуть в себя воздух.
— Та-та-та, — сказал кто-то у неё над головой. — Экая вы легкомысленная барышня. Вы же, некоторым образом, должны понимать, что раз уж вы зафиксированы, то те, кто это сделал, вряд ли подошли к данному вопросу настолько невнимательно, чтобы ваши попытки освободиться имели бы хоть малейший шанс на успех. Вы поняли мою мысль или я чрезмерно злоупотребил деепричестными оборотами?
— Да, — просипела лиса, борясь с удушающим хомутом.
— Что да? — в голосе послышалось раздражение. — Да, поняли, или да, злоупотребил? Вы определитесь.
— Поняла, — лиса вытянула шею, стала чуть легче.
— Так-то лучше. Впрочем, не будем подвергать вас незапланированным мучениям. Шуша, детка, поправь хомутик.
Раздались шлепки босых лап по полу. Потом над Алисой наклонилась уже знакомая ей крыса-уборщица, и аккуратно поправила шейную петлю. Крысиные глазки при этом заблестели от какого-то мерзкого интереса, от чего подшёрсток Алисы рефлекторно вздыбился.
— Ну что ж, теперь о деле. Вы, наверное, уже поняли, что я — тот самый работодатель, с которым вы, при посредстве нашего дорогого Джузеппе взаимовыгодно общались в течении достаточно длительного времени. На кого работаю я, вы, конечно же, в курсе? — интонация неизвестного существа была скорее вопросительной.
— На Тора-Бору, — ответила лиса.
— Это вам Джузеппе сообщил? — уточнил голос.
— Да. И айс, — добавила Алиса.
— В самом деле, откуда же ещё взяться айсу? Хотя вообще-то его можно купить и в Стране Дураков, и не по таким ужасным ценам, как раньше. Но я пригласил вас сюда не для того, чтобы обсуждать цены на айс. Не скрою — я крайне недоволен вами, Алиса. Вы меня, можно сказать, неприятно удивили и где-то даже фраппировали. Ах да, вам эта лексика незнакома. А вот профессор Преображенский это слово иногда использовал, хотя и в сугубо ироническом смысле. Но я вполне серьёзен. Вы совершили непростительную ошибку и ввели меня в расходы и беспокойства. И я намерен спросить за это с вас лично.
— Что я сделала не так? — сказала лиса, пытаясь пошевелить хвостом — он затёк, и она его совсем не чувствовала.
— А то вы не знаете? — в голосе невидимого существа прорезалось что-то вроде злости. — Вы, Алиса, перестали делать метки и ставить маяки. Это означало, что вы раскрыты. Я, разумеется, принял это за чистую монету, и был вынужден свернуть многие дела, весьма для меня важные, а также предпринять определнённые усилия, достаточно обременительные, чтобы обезопасить себя и свою деятельность. И что же? За раскрытием обычно следует либо арест, либо плотная слежка. Первого, как мы видим, не наблюдается. Второго тоже — я предпринял все мыслимые усилия, чтобы это выяснить доподлинно. Вы по-прежнему заняты в лаборатории, свободно перемещаетесь по территории института, как будто так и надо. Уже странно, не так ли? Теперь этот болван Джузеппе. Поверьте, пока вас держали в бессознательном состоянии, его очень тщательно допросили. Шуша у нас понимает в этих делах не хуже любого барсука — кстати, отнюдь не исключено, что у вас ещё будет возможность в этом убедиться. Так вот, Джузеппе пребывал в абсолютной уверенности в том, что все дела идут как прежде. Итак, ему вы тоже ничего не сообщили. Вы дезинформировали только меня. Спрашивается — зачем? Вряд ли вам просто захтелось потрепать нервы старому еврею. Очевидно — чтобы спровоцировать меня на какие-то действия. Теперь вопрос: кто со мной играет, и как он заставил вас в этом участвовать? Итак, кто, кем представились, как склонили к сотрудничеству, чего хотели? И, пожалуйста, в подробностях. Я весь внимание.
Читать дальше