Михаил Харитонов - Путь Базилио

— Мама, это потрясающе! — восхитилась Гермиона, лежащая на соседней подстилке.

Ловицкая самодовольно улыбнулась, принимая комплимент.

— Представляешь, этот насос даёт вакуум до десять в минус четвёртой! — радостно продолжила дочь.

— Чего? — не поняла мать.

— Паскалей! — сказала дочка. — Смотри, у них тут плунжерный форвакуумник и пароструйник! И они конструктивно объединены в один блок!

— С-скобейда, — прошипела Ловицкая, скосив глаз на дочь. Та увлечённо изучала чертёж на огромном куске ватмана, развёрнутый Ветерком. В зубах у неё был длинный стилус, которым она что-то рисовала на угольной палетке.

— Это что ещё такое? — на всякий случай поинтересовалась она, заранее готовая услышать очередную техническую ахинею.

— Ева Писториус принесла, — неожиданно внятно ответила Фру-Фру. — Они с девчонками запускают ламповый завод. А на его основе — всякую вакуумную технику. Мама, у них потрясающие технические решения! Мы отстали от них лет на двадцать! Этот насос…

— Лампочки? — заинтересовалась Ловицкая. — Срок службы и себестоимость?

— Срок службы… м-м-м… — Гермиона задумалась. — Не помню точно. Кажется, тысяча часов. Себестоимость не помню, мы с Евой об этом не говорили. Нет, подожди… — Фру-Фру оторвалась от чертежей и палетки и замолчала секунд на пять. — Она сказала, что лампочка пойдёт в продажу по цене пива…

Мирра открыла было рот, чтобы наругать дочку за бестолковость, но в этот момент жужел как раз подтягивал подгубный ремень, и Ловицкая пропустила реплику.

— По цене кружки, — уточнила дочь. — Три сольдо, кажется.

— Кажется или точно? Потуже сделай, — последние слова были адресованы жужелу.

— Точно, — после недолгого молчания сообщила дочь. — Она ещё говорила, что это будет в десять раз дешевле, чем у хемулей. А хемули отдают две лампы за соверен. Я для дома недавно покупала и знаю. И у них цветотемпература две пятьсот, а здесь будет две восемьсот.

— Чего и у кого? — снова не поняла мать.

— Кельвинов. То есть это будет в миредах…

— Не парь мне мозги! — фыркнула Мирра. — Проект частный или государственный? Сколько средств вложено? Производительность? И главное — кто отвечает за сбыт?

— Не знаю, — растерялась дочь. — Я об этом не спрашивала…

— Горе ты моё желудёвое, — пробормотала Ловицкая.

Громко стукнула дверь, и в комнату зашла — а точнее сказать, нахально завалилась — рыжая Ева Писториус.

На сей раз на ней была стёганая аквамариновая попонка с черепами и надписью «Жизнь — это вечеринка», оранжевая панамка и огромные очки в черепаховой оправе. Коротко подстриженная грива была выкрашена в кисло-розовый цвет.

— Ну чё, коровы, к полу примёрзли? — ухмыльнулась гостья. — Приветики-кукусики!

— Гермиона, — холодно сказала Мирра. — Что здесь делает эта дурно воспитанная особа? Я её сюда не приглашала.

— Ну мама! — застонала Фру-Фру. — И ты Ева, тоже! Я же тебе сколько раз говорила!

— Не поняла, чё такого? — насупилась Писториус. — У нас в бюро…

— У себя в бюро вы можете хоть на ноги ссать, — голос Ловицкой-старшей стал ледяным. — Я спрашиваю, что эта неврастеничка делает здесь, — снова обратилась она к дочери.

Услышав про «неврастеничку», Ева выпрямила шею и оскалила зубы. Очки тут же сползли с носа. Дурацкая панамка приподнялась, из-под неё выпрыгнула услужающая крыса и ухватила сползающую дужку ловкими розовыми ручками.

Ловицкая усмехнулась. Рыжуха метнула в неё злобный взгляд, вздёрнула голову, развернулась и выскочила в коридор, напоследок от души наподдав копытом по дверному косяку. Грохнуло, посыпалась пыль.

— Отвратительно, — констатировала Мирра.

— Мама! Она же почти ребёнок! — возмутилась Гермиона. — И у неё травма! Зачем ты ей это сказала?

— Потому что это правда, — всё так же спокойно сказала Ловицкая, снова подставляя лицо ювелиру. — У неё не всё в порядке с головой. Я не говорю, что она в этом виновата. С ней обошлись скверно. Но мы тоже в этом не виноваты. И не обязаны терпеть её выходки.

— Она творческая личность! Практически гениальная… — начала было Фру-Фру.

— Гениальная? Прекрасно. Если мне нужно будет понять устройство этого вашего насоса, я обращусь к ней и очень вежливо попрошу прочесть мне лекцию. И буду слушать её очень внимательно. А если она ещё раз заявится сюда незваной и назовёт нас коровами, я спущу её с лестницы.

Гермиона открыла рот и тут же закрыла: в маминых словах был определённый резон. Поэтому она сочла за благо снова уткнуться в чертёж.