Д Уолмер - Замок зла

пересохшими губами.

- Но не всех ее гостей ожидает подобная участь сразу,

после паузы продолжал старик. - Если гость очень хорош

собой, если он пришелся ей по душе своим мастерством в

каком-нибудь виде искусства, Веллия не убивает его. Она

предлагает ему остаться с ней навсегда. В качестве

любовника, собеседника, слуги, красивой безделушки,

домашнего зверька... Она без ума от всего красивого и не

терпит вокруг себя невзрачных и старых лиц. Те, кто

остаются, еще больше хорошеют со временем, ибо впитывают в

себя разлитые вокруг ароматы колдовских цветов. Если они

послушны, милы и веселы с ней, она терпит их возле себя

долго, иногда многие годы. В конце концов они неизбежно

надоедают ей - даже самые цветущие, самые звонкоголосые, - и

их постигает общая участь.

Старик замолчал. Он все так же не отрывал взгляда от

своих морщинистых, узловатых ладоней, тихонько шевеля

пальцами, словно ощупывая невидимую ткань. Голова его мелко

и монотонно покачивалась.

- Ты так хорошо все про нее знаешь, старик, словно был,

по меньшей мере, ее супругом, - заметил Конан.

- Я был ее игрушкой, - закивал старик. - Красивой

игрушкой, румяным пышнокудрым зверьком, одним из многих, о

которых я только что говорил. Надо вам сказать, что

большинство ее игрушек не догадываются, отчего так юна и

прекрасна их госпожа. Они искренне считают ее светлой феей

и ежедневно возносят благодарения судьбе, выведшей их

когда-то на дорогу к белому замку. И я был таким Глядя на

меня сейчас, трудно представить, что когда-то я был очень

хорош собой, но так было. Боги не обделили меня - в придачу

к внешности я был пылок, весел и остроумен, отлично пел и

баловался стихами... Веллия долго любовалась мной и

забавлялась со мной!..

- Ты так будто гордишься этим, старик, - пробормотал

киммериец.

- Правда?.. - удивился старик. - О нет. Это просто

обычные старческие вздохи по поводу отлетевшей молодости...

Ее слугам и любовникам было строжайше запрещено

приближаться к саду. Однажды я нарушил запрет и стал

невольным свидетелем ее кровавого обряда. Можете себе

представить, какой ужас я испытал! Ужас и омерзение...

Веллия не заметила меня, но ужас и омерзение не

почувствовать не могла и обо всем догадалась. Тогда она

позвала меня к себе, горячо целовала, нежно ласкала, а в

перерывах между поцелуями рассказывала о себе, о тайнах

вечной своей юности... И она поставила меня перед выбором:

либо мою кровь выпью цветы, а телом будут лакомиться рыбы,

либо - я стану как и прежде весел, игрив и ласков, и не

омрачу негу ее души угрюмым или испуганным взглядом. Что бы

выбрали на моем месте вы, любезные гости?..

- Тут и размышлять нечего, - пожал плечами Конан.

Задушить и выбросить ее любимым рыбам.

- О, не так все это просто... - вздохнул старик. - Ее

окружали со всех сторон влюбленные и преданные слуги. Но

даже когда мы оставались наедине, я не мог! Не знаю, поймете

ли вы меня, но новые чувства - ужас и омерзение, не

уничтожили старых, но только прибавились к ним. Когда я

протягивал руки к ее шее - не душить, но гладить, но

целовать исступленно тянуло меня... Я выбрал побег.

Готовился к нему очень долго...

- Отчего-то меня ее красивые мальчики в блестящих

доспехах выпустили без единого слова, - перебил его

Конан. - Мне даже не пришлось вынимать из ножен свой меч.

- Да, это странно! - кивнул старик. - Особенно, если

учесть, что ты проник в ее кровавую тайну. Тебе очень

повезло, я уже говорил... За мной же Веллия велела следить

днем и ночью. Под страхом смерти страже было запрещено

выпускать меня за ворота. Мне все труднее и труднее было

изображать веселье и игривость. Я чувствовал, что близиться

мой последний срок, близится пиршество рыб и синих цветов

моим бренным телом. Но боги помогли мне! Однажды ночью

случилась сильная гроза, ветром валило в саду деревья, и

все слуги в спешке и панике бросились спасать от гибели

синие цветы, укрывать их от режущих струй дождя и от

ветра... Мне удалось незаметным перелезть через ограду и

переплыть ров. Я бежал изо всех сил и упал без чувств

далеко от замка на глухой тропинке. А утром вернулся.

Вернулся вот сюда, на это самое место, выстроил скромную

хижину и стал здесь жить.

- Странное ты выбрал себе место! - хмыкнул киммериец.

- О да, вам это покажется странным. Но я не смог уйти