Сергей Минцлов - Царь царей...

Михаил Степанович выглянул наружу.

— Низко… есть спуск, господа! — воскликнул он, оборачиваясь к товарищам.

Переночевать решено было в пещере, чтоб не подвергаться риску при спуске в темноте.

В радужном настроении уселись путешественники за ужин. Антон поставил перед ними все, что еще оставалось в запасе: беречь провизию надобности уже не представлялось.

Несколько не в духе был только палеонтолог.

— Я вам завидую, — заявил он старому ученому, — вы увезете с собой ваше открытие, а я приеду с пустыми руками!

— Ничего! в будущем году отправимся сюда с целой экспедицией и вывезем тогда все, даже мамонта! — утешал Михаил Степанович.

— Разве что так!

— Что ваши кости? Падаль. Вот ружье жалко, — сказал Свирид Онуфриевич. — Что-то мой Кузька поделывает! Право, мне кажется, будто мы сто лет провели под землей!

— Да, будет что вспомнить, — заметил Михаил Степанович.

— А и собачий же холод здесь, — продолжал Свирид Онуфриевич. — Прямо будто из ледника дует. Из огня да на мороз попали.

Действительно, высота горы давала знать о себе: в пещере становилось все холоднее. Путешественники выбрали укромные уголки подальше от окна и улеглись, кутаясь насколько было возможно в куртки.

Михаил Степанович долго ворочался, стараясь устроиться потеплее, но наконец угомонился.

Ему приснился сон.

Будто сходит он по черным уступам с горы; рядом с ним шагает седобородый высокий человек, одетый в шкуры вверх мехом.

— Видишь, я прав был… — говорит неизвестный, и Михаил Степанович чувствует, что перед ним Орус, жрец Аз-домайи.

Внизу, куда указывала темная костлявая рука жреца, расстилались зеленые луга. Солнце показывало край венца, и вершины отдаленных гор и середина неба сияли румянцем; чувствовалась свежесть; над рекой дымился туман.

— Это что? — спросил Михаил Степанович, глядя вниз, и страх начал холодить его сердце.

— Царь царей грядет, в вечной славе живущий, — ответил жрец.

Туман колеблется, свивается в неясные очертания, и из них выступают фигуры громадных людей. Ряды за рядами чернолицых воинов, в шкурах с копьями и бронзовыми мечами у боков, как волны без конца и без счета, уходят вдаль.

Что-то засияло над ними; ясно выступил золотой значок, и вдруг открылся стоящий на носилках, держась за древко значка, высокий человек.

Мантия из белых мехов ниспадала с плеч его почти до земли. Он озирал войска, как бы готовясь к бою. Темное безудержно-властное лицо его повернулось в сторону горы, и Михаил Степанович увидел надменные, горящие фосфорическим блеском глаза. Михаил Степанович отвел свои и, когда снова поднял их, царь царей уже исчезал вдали; лес копий и языки тумана закрывали его.

Показались женщины и дети. Толпы их шли и шли без конца, таща на спинах различный скарб.

Тоска и забота виднелись на лицах многих; иные плакали, но ухо не уловляло ни звука.

— Это сон?… — проговорил пораженный зрелищем Михаил Степанович.

— Сон!… — как эхо отозвался Орус, сидевший рядом на камне. — Сон был жизнью и жизнь будет сном!

— Но скажи, что совершил этот царь? Он велик, «царем царей» зовешь ты его, каковы же дела его?

Жрец повернулся и безмолвно вытянул вперед руку.

Михаил Степанович оглянулся и увидел знакомый обелиск. Надпись на нем горела как золото, и Михаил Степанович, удивляясь сам, легко прочел ее. Особенно бросались в глаза слова: «победивший… разоривший…»

— Но кого, что? — продолжал спрашивать Михаил Степанович; волнение все больше и больше охватывало его; он дрожал всем телом.

Орус обвел рукой горизонт и опять не проронил ни звука.

— Победил себе подобных, разорил земли их! — воскликнул Михаил Степанович. — Но разве это заслуга? Разорить может и зверь! Что с о з д а л он? Огромное царство, скажешь; но ведь это химера, мыльный пузырь, лопающийся при первом толчке!! Что создал он истинно великого, вечного? Что же ты не отвечаешь, жрец?!

Орус сидел, низко склонившись и сжав как бы в глубокой думе обеими руками виски.

— За пролитую кровь, за разбой «вечная слава», да?

Орус медленно поднял лицо свое:

— Раб иссекал слова на камне… — проговорил он, — раб жив в деле своем, но где имя царя царей?

— Его нет нигде, назови его!

— Аздомайя стер его… — ответил жрец. — Ты прочел, но не понял надписи. Я, Орус, скажу, что говорит тебе камень: «Помни участь в веках царя царей!»

Земля под ногами Михаила Степановича дрогнула от подземного удара: глухой гул раскатился кругом.