-- И все-таки давайте вернемся к лаборатории, -- сказал Бладхаунд. -- Я полагаю, что если бы в лаборатории Чистякова появился бы некий ценный и уникальный объект, вы бы об этом узнали?
-- Несомненно.
-- Развейте мои сомнения, -- попросил Бладхаунд, поудобнее устраиваясь в кресле. -- Я всегда считал -- как и мои коллеги -- что кристалл Разумовского -- миф. А недавно узнал, что вы делаете его экспертизу.
-- Ищейка нюхает, -- улыбнулся Молодцов. -- Мне нечего скрывать. Это не миф. Он действительно был здесь, чуть больше недели назад, и я сам держал его в руках, и сам распечатывал заключение. Кристалл принадлежит коллекционеру, имя которого я не имею права разглашать. Полагаю, у вас есть свои способы доставать подобную информацию, и вы простите меня за то, что я не могу ничем вам помочь.
Бладхаунд кивнул. Значит, кристалл был. Впрочем, это ничего не объясняет. Все это может оказаться ложью.
-- Могу я ознакомиться с результатами экспертизы?
-- Разумеется. Если вы подождете несколько минут...
-- Я подожду сколько вам угодно.
Молодцов совершил несколько пассов над небольшим терминалом.
-- Ваши координаты?
Бладхаунд молча подал ему карточку.
-- Все документы я выслал на ваш адрес, -- Молодцов развел руками. -- Нам нечего скрывать.
-- Спасибо за интереснейший разговор.
-- Рад знакомству, Бладхаунд. Вы мне понравились, и, возможно, я еще обращусь к вам за профессиональной помощью.
-- Буду рад.
Электронный провожатый провел Бладхаунда к выходу.
Кривцов опоздал на встречу. Бладхаунд ждал за столиком в кафе, помешивая остывший кофе, когда тот, наконец, появился. Вид у него был неуверенный. Впрочем, направляясь в сопровождении официантки к столику Бладхаунда, Кривцов преобразился -- поднял голову, откинув назад начинающие седеть волосы, в движениях появилась мягкость, а во взгляде -- вызов. "Дамский любимчик", -- заметил Бладхаунд.
Кривцов сел, закинул ногу на ногу и закурил.
-- Вы хотели меня видеть? -- спросил он.
-- Да.
-- Зачем?
-- Я интересуюсь нейрокристаллами. Это моя работа. Как и ваша.
Он наклонился ближе:
-- Вы хотели бы, чтобы экстракцию личности разрешили снова?
Кривцов глянул на него недоверчиво:
-- Это невозможно.
-- Почему?
-- Сейчас считается, что жизнь после смерти противоестественна. Это не так, но это еще надо доказать.
-- Но вы ведь работали над этим?
-- Работал. Но Левченко успел первым.
-- Вы говорите, экстракция безопасна в ряде случаев. Прошлый опыт доказывает обратное. Выводы Левченко были на чем-то основаны.
Кривцов отмахнулся. Бладхаунд отметил, что тот стал увереннее. Похоже, интерес Кривцова к нейрокристаллам еще не погас. Стоило подбросить еще дровишек в начинающий разгораться костер.
-- Левченко абсолютно прав, -- сказал Кривцов, закуривая вторую сигарету. -- В той ограниченной области, которую он выбрал для себя, он прав. Если человека просто взять и запихать в бессмертие, он в скором времени потребует эвтаназии.
-- Значит, закон гуманен?
Кривцов покровительственно улыбнулся.
-- Если вы возьмете человека с улицы и безо всяких тестов, анализов и подготовки запихаете его, ну, скажем, в космический корабль, где перегрузки в много "жэ" -- что с ним будет?
-- Я не специалист. Расскажите.
-- Давайте, для полноты картины, представим, что не только космонавты наши не подготовлены, но и те, кто запускает их в космос, не слишком профессиональны, и не знают, в каком направлении должны действовать перегрузки... Не думайте, что это преувеличение -- именно так дело и обстояло. Никто толком ничего про нейрокристаллы и жизнь после смерти не знал, а людей вовсю отправляли в бессмертие, словно в отпуск. Так вот, в нашем примере с перегрузками мы имеем: нарушения кровообращения, слишком высокое давление в одних местах, слишком низкое -- в других, нарушения обмена веществ, гипоксия тканей. Как вы думаете, долго можно существовать в таких условиях?
-- Думаю, нет.
-- Правильно думаете, -- Кривцов лихорадочным движением пригладил волосы. -- А теперь подумайте, сильно ли наша с вами ситуация отличается от описанной мною. Люди бросаются в бессмертие как в омут, совершенно не думая о том, что они там будут делать. Они полагают, что, воплотившись в бессмертном теле, они будут продолжать свою жизнь как ни в чем не бывало. Упускают из виду только одно -- тело это механическое. У него нет привычных человеческих потребностей, от удовлетворения которых мы привыкли получать удовольствие -- от еды, скажем, или от секса. Потребностей нет ни у тела, ни у мозга, если только человек не помер голодным или со стоячим членом. Но таких нужно пожалеть в первую очередь. Итак, физические удовольствия мы исключили. То есть мы-то знаем, что в основе ощущений лежит мозг, и его можно научить продуцировать удовольствия и проектировать их на любой носитель, но это умеют далеко не все. Что же остается? И вот тут-то оказывается, что для подавляющего большинства эти условия уже несовместимы с понятием райской жизни. Не имея возможности трижды в день набивать желудок до отказа, они чувствуют себя несчастными! Вы скажете -- есть еще книги, музыка и прочие нематериальные удовольствия. Этим трудно занять все время. Есть наука, есть вечный поиск смысла жизни. Но -- у многих ли он есть? Многие ли живут этим настолько, чтобы ради одного этого остаться в вечности? Кое-кто, несомненно. Но и этого мало. Левченко был прав, доказав, что нейрокристаллы стабильны. Рано или поздно любой бессмертный понимает, что смерть поймала его личность в ловушку. И дальше -- никуда. Это заставляет его впадать в уныние, задумываться о собственной бесполезности и приводит в конце концов к эвтаназии.
Читать дальше