Дмитрий Шатилов - Нф-100 - Изобретатель смысла

В тот день Крымов напился сильнее обычного. Мумия, в обрывках обёрточной бумаги, смотрела на него укоризненно. Утром к нему заявился Консен, вождь малиев.

- Маманя моя у тебя? - не здороваясь, спросил он с порога.

- Что? - не понял Крымов.

- Маманя, говорю, у тебя?

- Какая маманя?

- Обычная, - мрачно сказал Консен. - Неужто другие мамани бывают?

Крымов похлопал глазами, почесал затылок, и, наконец, понял:

- Мумия, что ли?

- Ну, - кивнул Консен. - Она самая. Десять лет назад померла. Хранил её, как зеницу ока, а третьего дня так жрать захотелось, что не выдержал и променял на три мешка маракчи. Надо было четыре брать. Слушай, комиссар, отдай мне её, а?

В первую секунду Крымов хотел сказать "Забирай!", но затем шестерёнки у него в голове пришли в движение, заскрипели, и он отчётливо вспомнил, что три мешка маракчи - это не меньше пяти драхм, а пять драхм - это три бутылки отличного ориссианского коньяка. А пять мешков - это...

- А что ты мне за неё дашь? - спросил он Консена.

- А ничего, - ответил тот. - моё племя бедное, у нас только навоза вдоволь. Да и нехорошо за маманю деньги требовать. Не по- людски это.

- Ишь, ты, - сказал Крымов, - не по- людски! А по- людски мне её спихивать, а?

- Так то ж Бомневас, не я, - защищался Консен.

- А ну и что. Короче говоря, хочешь маманю - плати...

Он хотел сказать "пять", но почему- то получилось:

- Восемь мешков маракчи.

- Восемь? - присвистнул Консен. - Да ты рехнулся, что ли?

- Девять, - сказал Крымов. - Ты у меня поговори ещё, поговори.

- Да что же это...

- Десять. Не хочешь - отдам на фабрику, пусть из неё сделают присыпку для задницы!

- Хватит, - сказал Консен. - Значит, так не отдашь, да?

- Не отдам.

- А знаешь, что я с ней ещё не простился?

- Ты - не простился? Врёшь! Сам сказал, что она десять лет назад померла!

- А вот и не успел. Сам знаешь, как у нас конгаров - дела, дела. Ты вот что - можешь её себе оставить. Без шуток. Дай только проститься.

- Валяй, - разрешил Крымов. - Прощайся.

На следующее утро комиссара разбудил жуткий вой, раздававшийся под окном.

- Какого...? - крикнул он, не вставая с постели.

Вой стих, и в оконном проёме показалась довольная физиономия Консена.

- Так прощаемся же, - сказал он. - Всё, как и договаривались.

- И сколько вы ещё так будете?

- Ну, - задумался Консен, - поминки у нас по высшему разряду, а это значит неделю выть надо, неделю орать, неделю бутылки бить и неделю плясать, как идиот. А потом хоронить покойницу надо - прямо там, где стоит. У тебя, то есть, на квартире. Тромкас вон лом принёс - паркет ворошить будем.

Услышав такое, Крымов вскочил, надел китель - задом- наперёд - и помчался в администрацию Дипгородка, выяснять, что можно сделать. Но оказалось, что сделать ничего нельзя. Заботясь о том, чтобы конгары не вырвались из цепкой хватки землян, власть предержащие считали нужным иногда идти им навстречу. "Мумия должна быть похоронена согласно конгарским обычаям", - вот что услышал Крымов в ответ на свои жалобы.

И мумия была похоронена. Сколько Крымов ни протестовал, сколько ни подавал апелляций, паркет в его кабинете разобрали, бетонный пол продолбили до самой земли (Крымов жил на первом этаже) и в образовавшуюся яму со всеми положенными почестями спустили труп.

- А засыплем завтра, - обнадёжил Крымова Консен.

Однако явился он только через неделю. Это время Крымов ночевал у знакомых, поскольку, сам себе не отдавая отчёта, боялся, что ночью мумия оживёт и поднимется из ямы. Наконец, могилу засыпали, залили бетоном и вновь положили паркет. Кабинет военного комиссара приобрёл прежний вид - не хватало разве что горшка с геранью, который раньше стоял на подоконнике. Его Консен утащил, компенсировав тем самым нанесённый ему моральный ущерб.

Крымов чувствовал себя униженным. Он написал письмо в Консультативный Совет, прося о переводе в другой регион. Ему отказали: "Нет замены, никто не хочет исполнять ваши текущие обязанности. Терпите".

Он написал ещё раз. "Военный комиссар я или тряпка, о которую можно вытирать ноги?" - поставил он вопрос ребром.

"И то, и другое, - был ответ. - В зависимости от того, что сейчас выгодно Новой Трое".

И Крымову ничего не оставалось, кроме как снова запить. Странное дело: после переписки в нём не осталось отвращения к конгарам. Воистину, он, военный комиссар, оказался на деле столь же бесправен перед своим начальством, как и они - перед землянами.

Другое дело - женщины. С ними Крымов если не зарёкся связываться совсем, то стал очень осторожен. Поэтому понятны его опасения при виде конверта со штемпелем Арка - единственного кантона на Тразиллане, где женщины занимают руководящие посты.